– Можете не разуваться.
Татьяна повела меня вглубь дома, а я бросала короткие взгляды в окна, чтобы увидеть соседнюю территорию. Я смогла разглядеть ещё одну камеру и датчик движения на крыльце, скорее всего подключённый к внешнему освещению.
Значит, ночью проникнуть в этот дом не вариант.
– Виктория, мне порекомендовала вас подруга, – начала Татьяна. – Она сказала, что вы отличный психолог и педагог.
– Это лестно, – ответила я, переводя взгляд от окон на неё. – У меня высшее педагогическое образование и диплом детского психолога.
– То есть два высших? – уточнила она.
– Нет. Я брала дополнительный курс в университете. В принципе, я изучала то же самое, что и студенты психологического факультета, но по более сжатой программе.
– Понятно. У вас есть опыт работы с детьми? – вкрадчиво спросила она.
– Сейчас я работаю в реабилитационном центре для жертв насилия. Если учесть, что около семидесяти процентов таковых – дети, то да – у меня есть опыт, – спокойно отвечаю я, повторив её движения и не обращая внимания на её бледнеющие щёки.
– Отлично, – протянула Татьяна, отведя глаза в сторону. – Вы хотите что-нибудь выпить? Чай, кофе?
– Ничего не нужно, спасибо. По телефону вы сказали, что тема щекотливая. Я могу узнать подробности? – Мой голос ровный и мягкий, без хрипотцы и сиплости, которые присущи ему в обычной жизни.
Сейчас я на работе, и моя работа – не быть собой.
Хозяйка этого роскошного дома передёрнулась и напряглась. По её лицу, над которым явно поработали лучшие пластические хирурги, было видно, что она подбирает нужные слова. Светлые глаза ожесточились, и губы сжались в тонкую линию. Через несколько минут оглушающей тишины, нарушаемой только нашими короткими вздохами, она наконец-то заговорила.
– Моей дочери одиннадцать лет. Недавно она заявила, что преподаватель по балету её… – Она запнулась и замолчала, снова отводя от меня взгляд.
– Изнасиловал? – в итоге закончила я без прикрас.
– Д-да, – кивнула она, отчего длинные золотистые волосы на её плечах пошевелились.
– Вы водили её к врачу? – спросила я, откидываясь на спинку кресла и поглаживая мягкий бархатный подлокотник ладонью.
– Да, но он ничего не подтвердил, – она опять пожала плечами, и я снова отметила движение её локонов.
Интересный цвет. Старинное золото. Выглядит дорого. Впрочем, как и сама Татьяна.
– Но вы сомневаетесь? – спокойно спросила я, мысленно отмечая про себя некоторые детали.
Она говорит об этом не так, как должна говорить мать, у которой ребёнок признался в таких вещах. Нет ни слёз, ни трясущихся рук, срывающегося голоса. Если бы не лёгкое заикание, то я бы вообще решила, что ей – всё равно.
– Я знаю, что дети часто врут, – Татьяна снова запинается и переводит многозначительный взгляд на меня. – Дело в том, что мы с её хореографом…
Теперь всё понятно.
– И я думаю, – продолжает она, – что Ариадна врёт специально. Может быть, из-за ревности?
Я делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на окно.
– У девочки есть отец? – Я проверяю наличие внутренних решёток или других защитных механизмов на окнах.
– Да, мы в разводе.
– Она часто общается с ним?
Защиты на окнах нет, и я снова перевожу взгляд на свою фальшивую клиентку.
– Он живёт в Англии, – отвечает она и замолкает. – Виктория, мне просто нужно, чтобы вы поговорили с ней и смогли сказать…
– Врёт она или нет, – помогаю я ей.
Мне жаль эту женщину. Она не понимает – неважно, что я смогу выяснить у её дочери. Если насилие действительно было, то её любовнику прямая дорога в тюрьму. А там он долго не протянет. Если насилия не было, то в любом случае девочка не смирится с появлением нового «папы» в семье. И будет врать дальше, выдумывая истории всё больше и страшнее.
