Игемон. Размышления о региональной власти в России - страница 24
Мэйвин больше не спросил ни о чём, молча бросился к дому, мимо братьев, тащивших полные руки разоренного добра.
Ни о каком суде и речи не было. Они просто убили его. Убили. Точнее, казнили, повесив в собственном доме. Там, где нашли. Пропустив верёвку с петлёй через балясины лестницы, идущей на второй этаж, в кабинет, в библиотеку и в спальню. Он даже не сопротивлялся, ни силу свою не применил, ни позвал на помощь.
Почему он не подал никакого знака?! Кревис, почему ты не позвал меня на помощь?! Почему?!!
Мэйвин попятился, дальше порога он не сделал ни шагу. Его толкнули в плечо ещё раз и ещё. Посторониться не просили, ходили деловито туда-сюда по лестнице с первого на второй этаж.
– А богато жил старикан! – крикнул один из братьев своим товарищам. Те похохотали в ответ, дали какие-то свои замечания по этому поводу.
Мэйвин ничего не слышал. Он был как в тумане. Глаз не мог отвести от чуть покачивающегося в петле тела.
Почему он не позвал? Почему он позволил убить себя? Убить вот так, в собственном доме. Без всякого суда, без права на защиту. Казнить мага по недавно принятому закону короля можно теперь только в Столице. Значит, до последнего была надежда на оправдание или хотя бы на побег, а так…
Мэйвин видел всюду следы жуткого погрома: затоптанные множеством ног полы, сорванные со стен картины в изломанных, разбитых рамах, поломанная дорогая мебель и даже посуда из буфета, и та разбита была в дребезги.
Кто громил это всё и зачем? Микаэлиты никогда не опускались до такого. Конечно, некоторые учёные книги имели ценность и для них, их конфисковывали обычно, но сейчас… Сейчас всё попросту ломали и сжигали, даже не глядя.
И речи не было о том, чтобы забрать хоть что-то из своих вещей. Опять придётся уходить в том, что есть, а значит, ни с чем.
Нужно дождаться, когда всё закончится. Может быть, они позволят хотя бы похоронить самим. Суда не было, не было публичной казни, значит, братство не имеет никакого права на тело казнённого.
Мэйвин не спешил уходить, прямо-таки заставил себя остаться. Ждал конца. Ждал, когда все, наконец, разойдутся по своим делам. Возбуждение толпы улеглось давно, сейчас по двору и в самом доме слонялись зеваки, кое-кто предложил монахам свою добровольную помощь.
Из разговоров вокруг Мэйвин понял, что случилось. У какой-то Жанны по-соседству умер новорожденный ребёнок и в то же утро ещё у кого-то издохли все цыплята. Все поняли сразу, что это очередные проделки колдуна. А про книгочея Кревиса давно ходили слухи один другого интереснее. Он не ходит в церковь по воскресеньям и на праздники, а по ночам с чердака своего роскошного дома наблюдает за звёздами в какую-то странной формы трубку. Он никогда не болеет и всегда выглядит бодро, как будто и не стареет с годами. А ещё он очень много держит в доме книг и сам много читает. Всё зло от этого. Зачем их столько? Одного Священного Писания достаточно, чтоб быть достойным человеком, а тут…
Никто так и не понял, кто первым бросил клич пойти и расквитаться с книгочеем, но толпа собралась порядочная. Послать за городской стражей или микаэлитами никто и не подумал, решили для начала разобраться самостоятельно. Допросить хотя бы, узнать, что да как.
А потом всё как-то само собой получилось. У кого-то и верёвка под рукой оказалась так кстати. Разгромить до конца весь дом уже не успели, помешали солдаты и братья из ордена святой инквизиции. А так бы сожгли книгочея вместе с домом его и книгами богомерзкими, никто ведь всё равно здесь жить не сможет больше.