– Доброго, доброго, служивые. Садитесь, попейте кваску с дороги. А ты откуда, такой пригожий? – обратилась она к Олегу. – С ними разве?
– С нами он, с нами. Поснедать, хозяйка, не худо бы, – сказал Демид.
– А поесть найдётся, если есть на что, – отозвалась баба.
– Как тебя звать-величать? – спросил Николай.
– Авдотьей.
– Покорми нас, Авдотьюшка, серебром заплатим.
Хозяйка улыбнулась ласковому голосу и немудрящей попытке подластиться.
– Добро, гостюшки, – кивнула она и вышла куда-то во вторую дверь.
Солдаты и Олег покидали сидоры в угол, стащили сапоги, расселись вдоль стола и принялись за квас.
– А как ты бабе-то глянулся? С порога! – беззлобно улыбнулся Демид и ткнул Олега в бок. – Не сегодня – завтра жди пирогов!
– Про полудницу Евсейка всё уж растрепал, потому и нам запираться нет резона, – промолвил Николай, отирая усы, – но про остальное – молчок.
– Добро, – сказал Фёдор, а Демид только кивнул, он уже подумывал пройтись вдоль дворов, поглядеть, выполнить рекогносцировку** насчет девок или пригожих баб.
Вернулся староста, на лице его застыла несколько изумлённая улыбка.
– Господа служивые, а вот скажите, о чём это мне там Евсей плёл? Неужто и впрямь вы по дороге к нам нечисть увидали?
– Видели, как тебя.
– А ничем вас этот непутёвый не угощал? Может, помстилось вам? – спросил хозяин, усаживаясь у двери.
– Нет, не пили мы, как есть полудницу встретили. Не хотела она нас пущать.
– А как же вы прошли тогда?
– Попросили.
– И что же, так и позволила?
– Да.
– Ой, темните вы что-то. А зачем? Я тут староста, мне знать надо, что в округе делается.
Демид с Фёдором переглянулись и на Николая посмотрели, давая понять, что слово за ним. А бывший гренадёр и сам не знал, как быть – инкогнито хранить надо и про полудницу рассказать не худо, хоть бы за-ради сговорчивости местных.
– Твоя правда, Антип Осипович, знать тебе надо. Повстречали мы полевую хозяйку и мирно дело решили: угостил я её хлебом, поклонился, попросил добром – она и пропустила.
– А как же ты не испугался? Как знал, что делать?
– Чего мне пугаться? Я на картечь, на штыки двадцать пять лет грудью ходил, там пострашнее бывало. А как узнал? Да никак – были бабушкины слушал мальцом, а вишь, как пригодилось.
– Да, чудные дела, чудные… – сказал хозяин, покачивая головой. – Не иначе конец света скоро.
– Отчего же?
– Отчего? Будто не знаешь иль трепач Евсейка не сказывал? Мужиков всех ваши братья позабирали – работать некому. Церковь наша, которую ещё мой дед строил, сгорела вместе с батюшкой. А теперь нечисть на дорогах. Истинно бают – конец света близок. Спаси нас, Господи! – Антип перекрестился на икону.
– Может, ещё обойдётся, пришлют к вам нового попа, церковь всем миром отстроите…
– И мужики из солдат вернутся? Нет, у кого есть глаза, тот видит – это кара Господня. Только вот за какие такие грехи – ума не приложу.
– Да… дела у вас и впрямь невесёлые.
Послышался скрип, отворилась вторая дверь, и в неё задом вперёд вошла жена старосты. В руках она несла не менее дюжины всяких горшков и плошек со всякой-разной снедью.
– Угощайтесь, гости, чем бог послал, – проговорила она. – Печь уж топить не буду, потому горячего нет. Но кой-чего другое для согрева есть.
Демид тут же подскочил на помощь, а хозяин удивлённо посмотрел на супругу.
– А вы с чем же пожаловали? – оторопело спросил он, глядя на большой кувшин браги, появившийся в центре стола. – Я уже говорил, забирать у нас некого: или огольцы малые, или старики дряхлые остались.
