– Это сделали люди, а представь, если бы увидеть, как он сам вот так вот висел, что бы ты тогда чувствовал.
– Он и впрямь сын Божий?– задумчиво проговорил я.
– Он один знает наверняка, мы можем только верить, – произнес старик, – идем за стол.
Теперь я увидел в одном углу маленький столик, на котором стоял электрический самовар и ваза с какими-то баранками и конфетами, я подошел и сел на стул возле стола, Федотович взял из противоположной стороны комнаты еще один стул и, сев, начал наливать в чашки чай из маленького золотистого чайничка.
– Чай-то у меня знатный. Жалко, самовара нет нормального, да к тому и дрова надобны, вот пока такой принесли прихожанки местные, ну и на том спасибо, – сказал старик и, добавив кипятка, протянул мне чашку.
Чтобы не обжечься, я отпил совсем немного, но даже этого малого хватило, чтобы понять вкус. Чай был великолепный, вкус не удавалось уловить, в секунду менялось множество приятных ощущений. Я никогда не пробовал такого чая даже в хороших ресторанах города.
– Так я и не пойму, живете вы тут, или трудитесь, или просто иногда посещаете? – поинтересовался я у своего нового собеседника.
– Живу, – отпив чайку, поведал Федотович. – Раньше просто ходил иногда, дорожки чистил да могилки прибирал, молодым-то некогда все, – улыбнулся он, мне от этого на душе стало как-то тоскливо, ведь он и про меня говорил.– Жил в селе, а как лет восемь назад мою старушку-жену схоронил, сюда вот и перебрался, вроде как поближе к ней да к дочери, она у меня тут еще раньше лежит.
Расспрашивать его о дочери я не стал, тяжело это слушать, да и не хорошо у едва знакомого человека в душе копаться.
– Дом продал – продолжил он – на вырученное вот ремонт часовни и сделали, мужики из села помогли, кто чем мог. Всем миром сладили, теперь уже навсегда сюда перебрался. Зато при деле. Я отпил еще чая, за окном началась прямо метель, снег разбушевался.
– А что ж, батюшки нет здесь никакого, часовня ж вроде?
– Давно уж никого, раньше был один, Афанасий, – вспоминал житель часовни.– Да тот потом в город уехал, кому здесь охота в одиночестве сидеть.
– Чай у вас и правда превосходный, – похвалил я старика.
– Вот и тетке твоей, Анне, тоже очень нравился, – сказал Федотович.– Любили мы чай пить с ней, душевно так сидели каждый раз, – задумчиво произнес он, – бывало, придет ко мне, – немного промолчав, продолжил он, – и говорит – дед Захар, как у тебя получается так на Бога не обижаться и в часовне жить, после того как он ни жену, ни дочь твою не уберег. Вот это вопрос, Антош, искренний, настоящий. Любила она вопросом всю душу вывернуть, а я потом объясняю, мы разговариваем, вместе правду ищем, – в глазах старика теплились воспоминания. – Потом уже она сама меня поучала,– улыбнулся он, – наставления давала перед тем, как покинуть.
– Что за наставления?– спросил я.
– Да о разном. Ей многое открылось тогда, чего другим понять жизни не хватает. Из нее энергия ключом всегда била, не могла она этой жизнью насытиться, не могла… всего достигла, и даже получилось лучше чем у других… только чувствовала, что все это не то, и искала иного.
– Чего же?– как завороженный спросил я
– Ответа, – сказал старик, глядя в глаза,– на вопрос, зачем мы живем.
– Она нашла его?
– Я уверен, что да. Ты ведь не ожидал увидеть там ее могилу? – спросил вдруг старик.
– Да. Я знал, что она болела, но думал, что все обошлось тогда, – попытался оправдаться я.
