Игра чувств - страница 2

Я прилетал к ней всегда, когда мне хотелось побыть одному, но не в одиночестве.

Ириска очень быстро поняла, как радовать меня и, что еще важнее, не раздражать. Я сам удивился тому, как это, оказывается, на самом деле просто. Настаивала на чем-то Ириска очень редко и делала это бережно, будто протирала антикварное стекло: чуть надавит, отступит, посмотрит на свет не повредила ли что-нибудь, снова плавно проведет шелковой тряпочкой по тому же месте, и будет довольна любым результатом.

Готовила Ириска редко, но только мои самые любимые блюда – жареную картошку и блинчики. Я всегда радостно удивлялся тому, что к моменту моего отъезда почти вся моя одежда была выстирана и выглажена.

Она очень быстро поняла, как меня поцеловать, как приласкать, как прикоснуться, и, нащупав эти кнопки на моем теле, нажимала на них нежно, не требуя взамен ответной щедрости, если я не был к этому готов. Заводилась она быстро, иногда всего лишь от прикосновения к груди, и также быстро выключалась, когда казалось, что кончились силы, засыпала, по-детски посапывая.

Мы несколько раз ездили на курорты в Грецию и Турцию, но быстро поняли, что валяться в кровати можно и у себя дома, и не надо для этого тратить силы и деньги. Когда вдруг я не мог вырваться в Москву, Ириска сама приезжала на поезде в Питер, я встречал ее рано утром на вокзале, мы медленно ехали по притихшему еще не проснувшемуся городу, и это было особенные дни – очень длинные, насыщенные моим вниманием к дорогой гостье, ее хлопотами, чтобы привести мое холостяцкое жилище в относительно уютное состояние, чтобы насытиться друг другом за пропущенные недели в прошлом и на возможную разлуку в будущем…

Ириска невымученно находила в себе интерес к моим незамысловатым способам занять себя. Она ложилась ко мне под бок, когда я смотрел футбол, и в сотый раз с неподдельным недоумением расспрашивала что же все-таки такое «вне игры» и почему нельзя отказаться от этого дурацкого, потому что ей непонятного, правила. Потом она со вниманием выслушивала мои воспоминания о самых ярких футбольных матчах, и, даже если я повторялся и ловил себя на этом, успокаивала:

– Ты говори-говори, мне интересно…

Так люди в длинной толстой очереди окликают друг друга, чтобы не потеряться.

Мы почти не говорили друг с другом о работе, о знакомых, которые не были нашими общими знакомыми, о ценах и деньгах… Иногда мне кажется, что деньги – это еще более деликатная тема, чем секс. Быт постоянно стремился залезть в наше общение, но у него это никогда не получалось, и потому я считал Ириску лучшей собеседницей даже тогда, когда она молчала. Наша жизнь в часто неубранной квартире все равно напоминала вечеринку с музыкой, вином, беседой, в которой постоянно возникало ненавязчивое желание понравиться друг другу. Желание непонятное, потому что мы и так знали, что нас ждет постель, но от этого желание не переставало быть настолько милым, что мы постоянно забывали, во сколько нам вставать на следующий день.

Мы много пили разные вина. Иногда по две, а то и по три бутылки в день. Конечно, перепробовали все крымские вина, которые я продавал или думал о том, стоит ли браться за их продажу. А потом еще десятки других вин со всего мира, чтобы сравнить их с крымскими.

– Бокал настоящего вина всегда поднимает настроение. Я продаю не жидкости в бутылках, а одну из самых ценных эмоций – радость. У людей всегда будет хорошее настроение, если они будут пить только качественные вина и будут знать об этом.