И я продолжал бежать вперед. Точнее, это был даже не бег – а что-то среднее между каскадом прыжков и полетом. Возможности моего измененного тела были невероятными, однако через полчаса такой гонки я все-же начал ощущать нехватку кислорода. Мышцы ныли, скорость неизменно падала. Но и преследователи явно отставали. Вертолеты рассредоточились, пытаясь охватить слишком большую площадь. Они проворонили направление моего побега: я очень хорошо запутал следы. В отдалении слышался лай собак – но они были гораздо медленнее меня, и, распутывая след, только через несколько часов смогут добраться до места, где я остановился на минуту передохнуть.
Я старался выбирать направление, где меньше всего чувствовалось присутствие человека. Мы точно были в Подмосковье – но в каком именно районе, и как далеко от мегаполиса, мне было неизвестно.
Откуда-то спереди, из-за густого леса, лишенного даже проселочных дорог, доносился сильный запах воды. Река? Или озеро? Хорошо бы, если река… Но и озеро тоже не плохо! Можно как следует следы запутать. Преследователям, кем бы они ни были, придется весь берег прочесать, я получу отличную фору.
Это была река. Я оказался на довольно высоком обрыве, на излучине. До противоположного берега было около километра. Река была судоходной: бакены обозначали фарватер, а справа, по течению, шла самоходная баржа с гравием.
«Хорошо ли я плаваю?» – Подумал я, и тут же содрогнулся от омерзения. В воду совсем не хотелось. И тем не менее, ответ был утвердительным. Несмотря на всю неприязнь, я чувствовал, что смогу одним нырком преодолеть половину ширины реки, это как минимум.
Баржа шла довольно ходко. Еще минута – другая, и ее будет не догнать. Я посмотрел вниз. Странное ощущение – я как будто видел сквозь воду. Дно было глубоко, метров пять – даже если учесть искажение преломлением. Можно попробовать нырнуть.
Не оставляя себе времени на дальнейшие раздумья, я хорошенько оттолкнулся, и пошел вниз «солдатиком». Чувствовал, что нырять «по-человечески», вперед головой мне нельзя: уши заранее отзывались болью.
Вода оказалась довольно теплой. Если забыть о неприятном ощущении чужих холодных прикосновений на коже, и странного, первобытного страха замерзнуть насмерть – плыть было не так уж неприятно. Попробовав открыть глаза, я обнаружил, что довольно сносно могу видеть под водой. Не дальше пары метров, конечно – но это спасло меня, когда я вплотную приблизился к огромному, покрытому тиной и ржавчиной, борту баржи. Секунда промедления – и я бы упустил тот единственный момент, когда можно было из воды дотянуться до лапы большого якоря. Если бы это случилось, меня, скорее всего, подмяло бы под днище, протащило бы несколько десятков метров, и затянуло бы в гребной винт.
Я сидел в клюзе, зацепившись за цепь, и гадал: хорошо ли видно эту часть палубы с мостика? По всему выходило, что видно отлично. И нечто такое яркое и массивное, вроде меня, вдруг перебирающееся на борт, точно бы привлекло внимание. Наверно, можно было положиться на удачу, и одним махом прыгнуть на палубу, чтобы скрыться за ближайшей грудой гравия. Но шансы остаться незамеченным были все-таки удручающие низкими. А что, если экипаж вооружен? Это тоже вполне возможно – водный путь иногда проходит по диким местам, и мало ли кто может попасть на борт, особенно под покровом ночи.
Минут через десять руки начали затекать. Нестерпимо хотелось отряхнуться. «Ладно, – рассудил я, – если увидят меня таким, и будет ствол в руке – наверняка шмальнут, а потом разбираться будут. Но вот если бы вернуть обычный человеческий облик? Вряд ли кто-то будет просто так, не разбираясь, стрелять в обычного мужика. Пускай даже голого».
