Игра Лазаря - страница 52

В голове все еще вертелся жест ее самоотречения – как она толкала его в спину, умоляя отчима впустить его в лагерь. Вдруг Лазарю захотелось наклониться еще ниже и поцеловать ее – это крохотное, жалкое, но в то же время невыразимо нежное создание. Поцеловать напоследок, потому что пессимист внутри него подсказывал, что больше такой возможности может не представиться.

– Нет, мне не холодно. И не жарко. Мне никак. Знаешь, я ведь даже не удивилась, когда увидела… как он выходит из машины. Будто так и должно было быть. – С каждым новым словом ее голос слабел и терял разборчивость, словно она говорила, уходя вдаль. – Только не могу понять – откуда ты узнал? Хотя, наверное, не так уж много ты знал, если думал, что он и есть волшебное слово. Но все равно – откуда?

– Потом расскажу. – Лазарь поборол безрассудное желание коснуться ее губами и выпрямился. – Ты давай меньше говори и скорее засыпай. Пойду, дверь закрою.

«Главное, чтобы она потом проснулась», – скептически заметила Дара.

Яника еще что-то бормотала вслед, но Лазарь уже не слушал.

– Я к вам, – полушепотом проговорил он, выскакивая в прихожую.

«Уже заждались», – откликнулась Дара.

День давно перевалил за обед и теперь неумолимо клонился к ужину. Лазарь знавал людей, способных определять время без каких-либо приспособлений (иногда очень точно, с погрешностью в минуты), опираясь лишь на внутренние, биологические часы. К таким людям он относил и себя самого. Вот только часы у него особенные – они дали о себе знать урчанием чуть пониже солнечного сплетения сразу по возвращении в явь.

Лазарь открыл глаза и увидел Сенсора и Дарению, сидящих в креслах. Правая рука Сенса и левая Дары висели между подлокотниками, сцепленные в замок.

– Половина пятого, – пробормотал Лазарь и перевернулся на бок. От длительного молчания голос слегка подсел.

Сенсор отцепился от Дары и осоловело уставился на наручные часы.

– Двадцать минут, – сказал он.

Внутренние часы снова заурчали, как бы извиняясь за десятиминутную поспешность, обусловленную видом этих сытых и блаженных рож.

Лазарь сел и огляделся. Комната Сенса, сумрачная и неуютная. Небо за окном снова затянуло непроглядной серостью. Из зеркала на дверце шифоньера на него таращилась взъерошенная голова на жилистой шее.

Лазарь попытался сглотнуть липкий комок слизи, застывший в горле:

– Нужно срочно подкинуть угля в топку.

Через десять минут он уже расхаживал перед мольбертом в гостиной с тарелкой в руках. Бутерброды с сосисками, принесенные Дарой, стремительно исчезали кусок за куском.

– И как ты жрешь эту гадость? – поморщилась Дара.

Сосиски были самые что ни на есть дешевые, но Лазарь их обожал.

– Представляю себя в Ленинграде зимой сорок первого.

Дара в ответ только улыбнулась и покачала головой. Она вертела в пальцах круглую расческу, которую периодически запускала в облако белокурых волос и принималась пушить их с каким-то остервенением. Рядом на диване беспокойно ерзал Сенс. Он все пытался вызвонить кого-то по мобильнику, но раз за разом терпел неудачу. Лазарь решил, что тот звонит Айме.

– Куда подевалась вторая лесбиянка? – спросил он. – Или ей больше неинтересно с нами?

– Первой тоже, если честно, – заметила Дара. – Скоро там заведется твой паровой котел?

Лазарь выпучил глаза, мучительно проглатывая особенно крупный кусок.

– Я понимаю, жопотряс в найтклубе сегодня вечером смотрится куда привлекательней какой-то полумертвой девки. Вам осталось не помогать мне еще совсем немного, и скоро все пойдут по своим делам.