– Ты познакомилась с соседями?
Я не медлю, сую в рот в блинчик, чтобы в запасе было несколько секунд на обдумывание ответа, и киваю. Получается что-то среднее между да и нет.
– Не совсем, – я как можно равнодушнее пожимаю плечами, испытывая толику волнения. Самую малость, клянусь. – Насколько поняла, Одри тут не живёт. Один из соседей приходится парнем.
– Одри? – Папа удивлённо поднимает кустистые брови. – Вот уж не думал, что парня невзлюбили родители. Кстати, это голубика.
Я замираю на долю секунды, после чего делаю большой глоток апельсинового сока, прочищая горло и восстанавливая сердечный ритм, который заметно участился, кроме того, снова беру драгоценные секунды на размышление.
Конечно же, понимаю, кого папа имеет в виду. Должно быть, наблюдал из окна своей спальни. Она располагается на первом этаже по понятным причинам, а из окна виден двор.
– Мгм… Ты, наверное, об Уилле.
Папа весело улыбается.
– Ты даже не сказала, прав я или нет.
– Ты прав, – живо отзываюсь я.
– Так что там… с Уиллом?
Я надеялась, что он не продолжит. Но как бы не так.
– Помог снять провода. Всего-то.
Папа начинает смеяться и бросает в меня кусочек блинчика, чему изумляюсь до глубины души. Ни разу не видела его в игривом настроении, хоть мы и сблизились за последнее время.
– Ты покраснела, когда спросил, – подтрунивает он. – Никогда не видел ничего подобного. Этот парень нравится тебе, Джейн!
На фоне новых эмоций не отдаю отчёт себе и совершаю фатальную ошибку.
Я резко поднимаюсь на ноги и зачем-то сгребаю полное блюдо. Папа с забавой и в то же время обескураженно следит за моими действиями. Страшно представить, насколько абсурдно выгляжу.
Возвращаю тарелку на стол и опускаюсь на стул.
– Какой кошмар.
– Согласен. От влюблённости дуреют.
– Боже, папа! – Я громко возмущаюсь. – Ты всё преувеличиваешь! Невозможно влюбиться за пару минут!
– В среднем человеку хватает пятнадцати секунд, чтобы влюбиться.
– Однажды я перережу один из проводов компьютера или лишу нас электричества насовсем.
– Ты реагируешь также эмоционально, как твоя мама.
С произнесёнными словами на голову опускается тишина. Гробовая. Тяжёлая. Ранящая.
– Прости, котёнок, – папа накрывает мою ладонь своей, а в его глазах светится боль. – Я хочу сохранить о ней светлую память.
– Она жива! – Я выкрикиваю и только спустя мгновение понимаю, что повысила голос.
Моргнув, стараюсь избавиться от жжения в глазах. Опускаю взгляд в пол и выдавливаю.
– Прости…
– Тебе не за что просить прощения, Джейн. Я понимаю, как тебе не хватает её, потому что мне тоже. Приятно знать, что один из нас не теряет надежды, когда потерял второй.
Папа утешающе сжимает мою кисть.
– Я, как никто другой понимаю, почему ты каждую ночь оставляешь фонарь включенным.
Он пересаживается в кресло и покидает кухню со словами:
– Я уже должен быть на рабочем месте.
Для кого-то рабочее место – это личный кабинет или небольшой закуток в офисе, у папы – стол, компьютер и наушники. Он не отчаялся и нашёл заработок, чтобы не выживать, а жить. Мы не богаты, но и не сводим концы с концами, к тому же выручает любовь к садоводству, чтобы не голодать в любое время года.
Я провожаю его размытый силуэт из-за скопившихся слёз.
Слова задели за живое, но вовсе не те, что он мысленно похоронил её, а те, что потерял веру. Если смерть приносит скорбь, то неизвестность – надежду. Я живу надеждой, живу в неизвестности. Может быть, однажды, она постучит в дверь или раздастся звонок, что её нашли.
