— И? Куда подевалась охрана?
Тело мое звенело от напряжения.
Раскачиваясь из стороны в сторону, я молилась всем богам: «Только бы он остался жив!»
Увы, небожители редко нисходили до просьб смертных.
— Алистер отпустил их, велел встретить его на обратном пути, у Северных ворот. Наверное, — горько усмехнулась Алхена, — решил проведать свою подружку.
Она осуждала связь брата, считала, тому следовало думать о государстве больше, чем о прелестях Манон. Наверное, если бы та родилась маркизой или баронессой, Алхена отнеслась бы к ней благосклонно: какой принц без фаворитки? Но Манон — дочь простого фермера. Алистер практически ничего о ней не рассказывал, разве только в тесном мужском кругу. Я слышала только, что Манон молода и румяна.
— Да вернет она его, не переживай! — желая взбодрить сестру, рассмеялась я. — Фарнаф заберет Алистера из объятий Манон и за шиворот притащит во дворец. Ты ведь знаешь парней, они под любым предлогом отлынивают от работы. Сметы, камни — это так скучно!
Алхена покачала головой.
— Я ходила в храм. Взяла лампадку и поставила перед ликом Бога. Она погасла.
Сердце мое перестало биться. Мертвенный холод добралась до груди.
— А жрица, ты попросила жрицу поставить свою? — ухватилась я за последнюю соломинку, хотя умом понимала: кончено.
Если бы и ее лампадка пред ликом Амандина, отца всех живых, погасла, то брат ушел в чертоги Мериада, зловещего бога смерти.
Сестра не ответила. Вместо этого подошла и обняла меня за плечи. Так мы и просидели до темноты.
***
Тело Алистера прибило к берегу в камышовых зарослях. Из груди торчала стрела с черно-зеленым оперением — такая же сразила его коня.
Убийцы не притронулись к кошельку, не сняли фамильный перстень-печатку. Они преследовали совсем другие цели. «Отдай власть добровольно. У тебя ведь еще две дочки? Подумай о них. Я согласен взять одну из них замуж», — гласила дерзкая записка, прикрепленная к шее Алистера в непромокаемой тубе. Отец знал, кто ее написал — Кентигерн Маргулай. Лиэнская роза и перекрещенные литеры имени и фамилии на сургучной печати — слишком красноречивый намек.
Дерзкое письмо полетело в огонь.
Отец рвал и метал, грозился казнить охрану, придворных, Фарнафа — всех, кто попадался под горячую руку. А потом заперся у себя в кабинете и не выходил из него целую неделю.
Бедная сестра! Алхене временно пришлось взвалить бразды правления на свои плечи. Пока отец предавался горю и обдумывал план мести, она выслушивала просителей, подписывала законы. Будто Алхена не скорбела, будто ей было легко!
Ну а я… Я днями и ночами думала о мести, хотя, по словам Фарнафа, мы мало что могли.
«Мало что могли!» И этого труса прочили мне в мужья?!
Фарнаф заикнулся о переносе даты помолвки, но я зыркнула на кузена так, что он забыл дорогу в мои покои. Слышала, как он говорил матери, что я потрясена, мне нужно время. Духу не хватало признаться, что какая-то девчонка уложила его на обе лопатки. Принцессе, особенно младшей, полагалось быть тихой, глазки в пол.
Гибель брата разрывала мне сердце. Просыпалась и не могла поверить, что больше не услышу его голоса, не увижу задорной улыбки. Как потерянная, бродила по фехтовальному залу, а потом в порыве ярости хватала ножи и один за одним вонзала прямо в сердце соломенного чучела. Кромсала его мечом, пинала, душила, представляя на его месте Кентигерна.
У, ненавижу! Берегись, я еще доберусь до тебя, вырву из груди твое черное колдовское сердце!
