Жизнь в Черном замке следовала определенному распорядку; утро уделялось игре с мячом, дни предназначались для работы. Черные Братья использовали новобранцев на многих делах, чтобы узнать, на что способны новички. Иногда Джон получал возможность вздохнуть свободно, когда их с Призраком посылали на охоту за дичью для стола лорда-командующего, но на каждый день, проведенный в лесу, приходилась дюжина в арсенале, где Джон крутил точило, пока однорукий кузнец затачивал топоры, затупившиеся после употребления, или качал мехи, пока Нойе ковал новый меч. Иногда он бегал с вестями, стоял на карауле, чистил конюшни, оперял стрелы, помогал мейстеру Эйемону ухаживать за птицами или Боуэну Маршу разбираться в счетах и бухгалтерских книгах.
В тот день командир стражи отправил его к подъемной клети с четырьмя бочонками битого камня. Приходилось разбрасывать гравий по ледяным тропам наверху Стены. Работа одинокая и скучная, даже если тебе сопутствует Призрак, но Джон обнаружил, что ему это безразлично. В ясный день с вершины Стены можно было увидеть полмира, а воздух всегда казался холодным и колким. Там он мог думать, и неожиданно для себя Джон обнаружил, что думает о Сэмвеле Тарли и – как ни странно – о Тирионе Ланнистере. Интересно, как обошелся бы Тирион с толстяком? Люди в основном склонны отрицать жестокую правду, они не хотят обращаться к ней лицом, говорил ему карлик ухмыляясь. Мир полон трусов, которые хотели бы выглядеть героями. Довольно странная разновидность отваги – признаваться в своей трусости, как это сделал Сэмвел Тарли.
Ушибленное плечо мешало делать работу. Джон закончил посыпать дорожки, когда уже завечерело. Он остался наверху, чтобы посмотреть, как солнце, садясь, окрашивает кровью западный небосклон. Наконец, когда сумерки уже сгустились на севере, Джон закатил пустые бочонки в клетку и махнул рукой, чтобы люди у ворота помогли ему спуститься вниз.
Когда они с Призраком появились в общем зале, вечерняя трапеза была уже почти закончена. Возле огня несколько черных братьев играли в кости за подогретым вином. Его друзья сидели на ближайшей к задней стене скамье и смеялись. История, которую рассказывал Пип, была в самом разгаре. Мальчишка-кукольник был прирожденным лжецом и умел говорить на сотню различных голосов: он не рассказывал свои истории, а переживал их; изображая всех героев, он был то королем, то становился свинопасом. Изображая девицу из пивной или принцессу, он говорил писклявым фальцетом, который повергал всех в безудержный смех, доводивший до слез и полного расслабления; евнухи в его исполнении всегда довольно явно напоминали сира Аллисера… Джон получал такое же удовольствие от россказней Пипа, как и все остальные… но все же в тот вечер он отвернулся от них и направился к концу стола, где сидел Сэмвел Тарли, стараясь держаться подальше от всех остальных.
Толстяк как раз доедал кусок пирога со свининой, которым сегодня ужинали все, когда Джон примостился напротив. Завидев Призрака, Сэм еще шире раскрыл глаза.
– Неужели это волк?
– Лютоволк, – ответил Джон. – Его зовут Призрак. Лютоволк начертан на гербе моего отца.
– А у нас шагающий охотник, – отвечал Сэмвел Тарли.
– Ты любишь охоту?
Толстяк пожал плечами.
– Ненавижу. – Казалось, что он вот-вот разрыдается.
– Ну, что еще произошло? – спросил его Джон. – Неужели ты всегда так испуган?
