– Да отстань ты! Укол еще я буду делать, йодом помажь, и все.
– Как тебя угораздило-то?
– Ну, бежала за троллейбусом и упала.
Он был такой заботливый, прямо курица-наседка. Меняя салфетку, Борька опустился передо мной на колени, так ему было удобнее.
– Ну вот видишь, сейчас отойдет и грязи станет меньше.
Халат мешал, тогда он расстегнул нижнюю пуговицу. Мне совершенно не хотелось сидеть перед ним в таком виде, я сделала попытку встать, но он прямо закричал на меня:
– Не дури, сиди на месте, ты что, не понимаешь, инфекция попадет, будет заражение!
Я подчинилась. Он еще долго возился, промывал перекисью, потом нашел в холодильнике синтомициновую мазь, туго забинтовал многострадальную коленку и отпустил меня с миром. Потом мы пили чай. После чая я закурила сигарету, почувствовала себя значительно лучше и обрела наконец способность соображать.
Что мы имеем на сегодняшний вечер? Пропавшую Леру с деньгами. Куда же она могла деться? В троллейбусе она ехала, это факт. Вряд ли что-то с ней в троллейбусе могло случиться – пятьдесят тысяч ведь не кошелек, а довольно большой пакет, его незаметно из сумки не выкрадут. Значит, вышла она из троллейбуса, дворами не пошла, а пошла тем переулком. Там могли у нее сумку отобрать? В принципе да, учитывая то, что я нашла в переулке застежку от Лериной сумки, – она могла отлететь, когда дернули за сумку. Но где же тогда сама Лера? Скрывается, боится Витьку? Глупо. Все равно придется все ему рассказать. Решила сама смыться с деньгами? Еще более глупо. Не такие это деньги, не миллионы же долларов. Во всяком случае, муж ее ведет себя странно. Я вспомнила о перчатке, которая точно валялась там под тумбочкой, когда я была в Лериной квартире в первый раз. Если допустить, что это была Лерина перчатка, а я в этом почти уверена, то, значит, Лера все-таки побывала в своей квартире, а потом куда-то делась. Во всяком случае, муж ее видел и должен знать, где она. К телефону он не подходит. А если сейчас поехать туда, поговорить с ним спокойно, рассказать про деньги, припугнуть, наконец, то он может дать мне какую-нибудь информацию. Будет что завтра рассказать Витьке. Тут я заметила, что Борис стоит в дверях кухни и внимательно на меня смотрит.
– Ты чего?
– Да ничего. О чем ты думаешь? У тебя на лице отражается активная работа мысли?
Это он намекает, что думающей единицей в нашей семье всегда был он, а у меня с соображением было не очень. Что ж, может, он и прав, но жизнь заставит и научит всему.
– Послушай, ты не мог бы отвезти меня сейчас в одно место?
– Что? – Он прямо глаза вытаращил. – Ты в таком виде куда-то собираешься? Да тебе нужно принять аспирин и ложиться в постель немедленно, колено поберечь. Ты что, совсем с ума сошла, тащиться куда-то на ночь глядя, ведь одиннадцатый час уже!
Так, что-то слишком уж он всполошился, следовало немедленно поставить его на место. Я заговорила вежливо, но твердо:
– Послушай, я тебе очень благодарна, что ты со мной возился, и за чай спасибо, но позволь уж мне самой решать, что мне сейчас необходимо. Не беспокойся, к хахалю я бы не поперлась с такой коленкой, это по делу, причем очень важному. Мне самой тяжело, поэтому и прошу тебя отвезти.
Он понял мой намек, чтобы не лез не в свое дело.
– Конечно, раз надо, я отвезу.
Я надела джинсы, куртку с капюшоном, удобные ботинки, которые не скользили, а Борис пока сходил на стоянку и подогнал машину прямо к подъезду.
