– Очень интересно. И, что же за дело?
– Слушай, помнишь, ты в прошлом году с моей командой песни записывала?
– Помню, конечно. Опять что-то записать потребовалось?
– Хуже. Не записать. Нужно с нами на гастроли поехать.
– На какие гастроли, шутишь что ли?
– Да мне не до шуток. Там понимаешь, какая штука вышла, мы работали уже не первый месяц, всё было клёво. У меня девчонки красивые, в мини юбках, под твою фанеру стояли, рты открывали, попами трясли. А недавно на концерте нас один продюсер заметил и предлагает на фестиваль поехать. Очень мы ему приглянулись.
– Здорово! Поздравляю! А я при чём?
– А ты при том, что фонограмма то твоя, тебе и ехать нужно. Там работать нужно живьём. Поняла?
– Куда ехать?
– Да недалеко, в Новгород. На три дня. Если всё хорошо пройдёт, может, этого продюсера зацепим. Он мужик продвинутый, известный. Может, слышала Артемьев? Роман Артемьев. – Саша не слышала. – Ну, конечно, когда тебе, слышать витаешь там, в своих классических облаках, – оценил познания подруги в попсовых сферах одноклассник.
– А, когда ехать-то нужно? – заволновалась Саша.
– То есть ты согласна, – не спросил, а утвердил Матвеич, – отлично!
– Нет, подожди, что значит согласна?
– А, что тебя, как всегда папа не отпустит? – засмеялся Матвеич.
– Папа тут ни при чём, – буркнула Саша, «папа не отпустит» – это была для её одноклассников «притча в языцех», строгий Андрей Семёнович вечно с трудом отпускал дочь на всякие мероприятия, а сейчас он был действительно ни при чём, – я у мужа спросить должна.
– Господи! – простонал Матвеич, – где такую женщину найти, для которой мужчина: папа или муж авторитет, он может ей что-то запретить или разрешить, отпустить или не отпустить. Где такие водятся?
– Ты хоть какую-то найди, а то всё шляешься, – усмехнулась Саша, – или уже нашёл?
– Никого я не нашёл. Не везёт мне, одинокий я, – посетовал Матвеич, – вон Алекс с Шуркой в пятом классе решили, что поженятся и сейчас, наконец, заявление подали. Скоро на свадьбу пойдём.
– Заявление подали, здорово! Я даже не знала.
– Да никто ещё не знает. Только я, потому, что их возил заявление подавать, у Шурки же машины нет, а хотелось всё красиво, на машине, с цветами. Сама знаешь, Шурка же любит из всего праздник делать. Он меня и попросил. Ну, так чего, Сашка, – вернулся к «своим баранам» Матвеич, – едем покорять родную страну?
– Саш, я даже не знаю, я на сцене только на рояле играла, петь не пела никогда.
– А мы тебе клавиши поставим, будешь петь и на клавишах играть. Прикольно получится. Ну, не капризничай, Саш, мне очень нужно, – заканючил Матвеич, – ну, пожалуйста!
– Саш, я даже не знаю, получится ли у меня, – продолжала сомневаться Саша.
– Безусловно, получится! – заверил бывший одноклассник, – даже не сомневайся!
– Потом ты сказал, что у тебя девочки красивые стояли, я вроде не так хороша, как для попсовой картинки нужно.
– Ты что, Сашка, говоришь то? Ты смотришься в сто раз лучше. Они хорошенькие девчонки, но так, «дворняжки», а ты королева.
Матвеич умел припечатать. Саша даже не нашла, что ответить и решила оставить без внимания Беловское неоднозначное высказывание, только уточнила:
– Ты мне не ответил, когда ехать-то?
– В конце месяца, двадцать пятого, на три дня. Двадцать пятого рано утром уедем, двадцать седьмого вечером вернемся. Концерт двадцать шестого.
– Ладно, Саш, я вечером с мужем поговорю, он как раз с гастролей приезжает и о результатах тебе перезвоню или СМСну.
