Месяц и говорит старику, отцу ее:
– Хочу вашу дочь замуж взять и забрать в свои небесные чертоги.
А родители той девицы были совсем негодные люди. Злые, ленивые, скаредные.
Старик говорит:
– Ишь, что удумал! У нас единственная дочь. Скоро мы совсем состаримся… Кто нас будет кормить? Кто за нами будет ухаживать, присматривать? Нет, не отдадим тебе дочку! Поди прочь!
Разгневался Месяц на такие речи и превратил их в змей. Змеи шипят, в клубок свиваются, ядом исходят – смотреть тошно. Огорчилась от этого девица до невозможности, но сильно бранить жениха не стала (очень красивый он был, понравился ей). Только и молчать не смолчала.
– Нет, – говорит, – так дело не пойдет. Разве вас там на небе не учат почитать родителей? Как я могу их тут одних в пыли оставить? Нет и нет.
Повздыхал Месяц, поиграл грозно бровями, а делать нечего.
– Ладно, – говорит, – возьмем их с собой.
И превратил змей в две сизые тучи.
Тучи по небу важно ходят, друг дружку боками толкают – тут уж сразу гром, град да ветер злой, только держись. Но вроде всем довольны.
А Месяц привел девицу в свой небесный чертог, сыграли они свадьбу (большой праздник был по этому случаю, девять ночей веселились на небе звезды) и зажили в любви да согласии. Мирно зажили, хорошо.
Да, всякое бывает.
Вот сказывают еще, что род медведей происходит от людей. Было так: один царь-насмешник решил испугать прохожего на дороге и залез под мост. Когда тот прохожий стал через мост переходить, тот царь как выскочит, как закричит! А тот прохожий был бурхан. Осерчал на царя, и превратил, недолго думая, в медведя. Сказал: «Будешь теперь в лесу людей пугать».
И ушел.
А царь медведем так и остался. От него-то медвежий род весь и происходит. Потому, если снять с медведя шкуру, то он выглядит как человек. У него человечьи ступни и пальцы, он умывается, любит своих детей, радуется и горюет, как человек, понимает человеческую речь и сам иногда говорит. На медведя и на человека собака лает одинаково, не так, как на других зверей, и медведи любят брать себе жен из людей.
А один древний род, сказывают, от волков пошел. Потому песни этого рода все протяжные и жалобные, точно волчий вой.
А другой род, сказывают, пошел от охотника, что подстерег белую лебедушку, которая как-то раз, решив искупаться в озере с подругами, скинула свои перья, и обратилась красивой девицей. Так он одежу-то ее лебединую прибрал и тем вынудил замуж за него пойти. И с тех пор в этом роду девицы красивые, как на подбор, но нравом печальные и дикие, а парни до того пронырливые и хитрые, что даже сами себе не верят.
Да, всякое бывает.
Кому волк товарищ, а кому месяц зять. У кого жена-лебедушка, а у кого муж-медведь.
Но бобер?
За такой невестой пусть заарин-боо сам отправляется. Куда подальше.
Нет, правду говоря, Кочевник и на бобре бы женился. Да хоть на жабе. А что? С лица воду не пить. Была бы только девица веселая да работящая.
Но в женитьбе никто ему не указ. Так-то.
Сильно разозлил его этот Шаман.
Он шел домой долгие месяцы, годы – и теперь никто не заставит его покинуть родные края.
Он был рабом долгие месяцы, годы – и теперь никто не смеет ему указывать, что делать и чего не делать.
«А не взять ли жену из меркитов?» – подумал Кочевник и немного приободрился.
Это была хорошая мысль.
Шаман все не унимался.
То ветром обернется, то быком, то конем, то пятнадцатилетним отроком (очень красивым), то золотой подковой. То дымом, туманом в юрту вползет, то черным вороном распустит когти над головою, и все талдычит о бобрах да небесных реках.
