Игра в кораблики - страница 3

Как практиканта меня не могли использовать больше положенных по правилам морских вузов полутора месяцев, но от конкретных людей зависело, будет эта моя практика познанием чего-то нового или окажется банальной чисткой «авгиевых конюшен» – выполнением каких-то очень полезных, разумеется, очень важных для судна работ. Отдам должное боцману – он в первый же день вручил мне все малярные принадлежности и отправил на покраску внутренней части фальшбортов. Тем же занималась и остальная часть палубной команды, просто у них это было посложнее и менее приятно – зачищать от ржавчины и красить корпус с надстройками приходилось над водой или на двух-трехметровой высоте над палубой.

Наверное, за время практики я вполне сумел бы освоить нехитрые азы профессии матроса-ремонтника. Не получилось. Мой первый день практиканта в этом качестве оказался и последним – боцману не понравилось то количество слоёв краски, которые я (каюсь, исключительно по незнанию) пытался уложить на поверхность металла! Хороший боцман, согласитесь, должен быть не просто экономным, а суперприжимистым – иначе средств на поддержание красоты и порядке на судне никогда не хватит! Ну а самое главное – ему стало понятно, что вся выполненная мною за день работа нуждается в переделке – поверхность перед покраской необходимо было обстучать и очистить от ржавчины поосновательнее, ибо без этого в условиях моря краска не продержится больше месяца. В общем, простая технология, но учить постороннего и тратить на это время боцману не захотелось.

Итак, я был переведён на более простую работу. Хотя, как это можно назвать работой, мне неведомо до сих пор. Меня поставили дежурить у трапа. Не знаю, выделяется ли в настоящее время дежурный для проверки людей, заходящих на борт судна, стоящего в ремонте, но много лет назад это было неукоснительным правилом. Вот по этому правилу я рано утром отправлялся на дежурство и целый день ходил по участку причала рядом с трапом, поправляя на руке повязку дежурного. Но всё это уже было заведованием старшего помощника, за порядком и дисциплиной следил он.

Подарком судьбы это времяпровождение можно было считать первые пару дней. Потом глазеть по сторонам и считать ворон (ладно, чаек) становилось достаточно скучно и утомительно. Более того, глядя на остальных мужиков, пашущих на солнце, не останавливаясь почти восемь часов, я стал ощущать внутренний дискомфорт – от стыда за своё безделье.

Поскольку никакой дополнительной работы старпом мне не давал, на третий или четвертый день я сам придумал себе занятие: взяв дома небольшой карманный сборник стихов А. С. Пушкина, начал учить стихи. И не только. Впереди был ещё месяц таких вот вахт, поэтому я взялся за поэму. И надо сказать, что «Медный всадник» за исключением последних страниц я выучил навсегда – почти всё помню до сих пор.

Моя любовь к прекрасному не понравилась старпому. Через неделю или две он наконец понял, что мог бы меня запросто загрузить какой-то дополнительной работой, но я смирно стоял у трапа и помаленьку прочитывал страницу за страницей. Придраться ко мне повода не было, и старпом запретил мне брать на вахту книжечку. Моё пристрастие к русской литературе натолкнулось на полное нежелание делать из ремонтного судна курорт для некоторых «молодых и шустрых». Началась «война умов»!

Тут стоит напомнить, что штаны от робы на морфолоте всегда были с большущими карманами – в них не одну книжку можно было впихнуть. Но поскольку я понимал, что старпом тоже это знает, пришлось пришить со стороны спины дополнительный карман – исключительно под размер выбранного томика Александра Сергеевича! Удивляюсь, какая страсть к классике меня тогда поразила! Ни в школе, ни в институте я не стремился с таким азартом учить ни один предмет. Видимо, тогда это было протестом против дуболомства Системы, в которой тебе назначают определенный порядок действий, и «старшие товарищи» крайне недовольны, если ты выходишь за рамки расписанных пунктами распоряжений. Да-да, и ты не можешь на вахте наслаждаться чтением стихов.