Он отвел глаза.
– И никакой записки? Никакого объяснения?
Эрик покачал головой:
– Ничего. Но я согласен. Это должен быть настоящий психопат. Полный отморозок. И все же он умудрился не оставить никаких следов, насколько я вижу.
– Что ты уже успел обследовать?
– Почти ничего, я только быстренько, очень поверхностно, посмотрел квартиру. Хотел дождаться тебя. Пробовал обойти соседей, но никого нет дома. – Эрик кивнул в сторону кровати и поморщился: – Такое впечатление, что ее покрыли каким-то лаком, то ли для мебели, то ли для пола. Но я не нашел никаких банок или кисточек.
Он подошел к кровати и показал рукой на капли, которые были заметны на ногах женщины. Рикард подошел ближе.
– Блин. – Кишки у него в животе, казалось, завязались в узел. Пятна на простыне блестели, будто жир стекал с блестящего тела, которое сидело в кровати, как жертвенный агнец, приведенный на заклание. Рикард сделал глубокий вдох, хотя ему вообще не хотелось вдыхать этот спертый воздух, и наклонился к женщине. – Боюсь, что вряд ли удастся установить точное время смерти с помощью определения температуры тела. Если лак, которым она покрыта, сохраняет тепло. Посмотрим, что скажут эксперты.
Он присел на корточки и показал пальцем на сине-зеленые пятна на ее шее и ушах:
– Скорее всего, она убита ночью, если исходить из размеров трупных пятен. И по бокам шеи лака не видно, так что лак не мог повлиять на то, как выглядят трупные пятна.
Он выпрямился и встал рядом с Эриком. Женщина пялилась на них большими глазами. Патологически большими глазами.
– Может быть, ее задушили? – Эрик пожал плечами.
– Если судить по ее глазам, то да, задушили. Похоже, что она не оказывала сопротивления. А это странно.
Рикард кивнул. В комнате не было никаких признаков того, что она пыталась сопротивляться. Никаких капель крови. Никакого беспорядка. Он обошел кровать и посмотрел на тело с другой стороны. На шее не было никакой красноты. Никаких синяков. Никаких частиц кожи под ногтями, насколько он мог видеть.
– Ее могли накачать наркотиками. И убить во сне. Возможно, сначала она была изнасилована. Или после. Но я не вижу на простыне следов спермы.
Эрик вздохнул.
– Может, это был какой-то ее знакомый? Который пришел вместе с ней вчера вечером и подсыпал что-то ей в чай. А потом задушил. В раковине на кухне стоят две чайные чашки.
– Вряд ли. Трудно поверить, – возразил Рикард, – что она знала кого-то, кто внезапно ее убивает и превращает в отвратительное подобие произведения искусства. Человек, который до этого предположительно вел себя совершенно нормально. Человек, которому она, вероятно, доверяла. Может быть, даже любила.
Эрик покачал головой.
– Или родственник? Бойфренд? Или просто приятель? Даже думать не хочется о том, что могло двигать таким человеком.
Он вытер лоб и осмотрелся, чтобы заставить себя оторвать взгляд от женщины.
– А это что за прожекторы? Когда стоишь с ними рядом, то чувствуешь себя как в сауне.
– Убийца хотел быть уверенным, что все, что он хочет продемонстрировать, будет отчетливо видно. Что его «сообщение» дойдет до адресата.
– Да, но что он хочет этим сказать? Что он сошел с ума? Что ему нужна помощь психиатров?
– Вряд ли. Может, это ревность? Извращенная месть за измену? Но я не понимаю, почему это должно быть выражено именно в такой форме.
Эрик отошел на пару шагов и снова посмотрел женщине в лицо.
– Может быть, речь идет о сексе? Не изнасилование, а какая-то сексуальная игра, которая вышла из-под контроля? Ролевая игра. В куклы. А она должна была бы, например, выглядеть как Лолита? Понятия не имею.
