С дылдой Каменевой не поспоришь. Ялхароева буркнула что-то и заткнулась. Кошечкина продолжила свой увлекательный рассказ про родинки, внезапное родство и роковую любовь. Слушали с вниманием и пониманием: на Кавказе индийские фильмы пользовались особенной популярностью.
Я была единственным человеком в компании, кто не проникся драмой Амалы и Анилы. Глупая, тягучая история. Но почему Оля смотрит Натке в рот, почему ведёт себя так, будто забыла о моём существовании, обо всём забыла – как мы бежали под дождём, как условились всегда быть вместе?! На самом деле такого условия не было, но горю свойственно преувеличивать.
Появилась Айдамирова и с разбегу обнялась с Кошечкиной. Они здороваются так каждое утро… Я стояла, опустив голову, несчастная-пренесчастная, и вдруг Оля прошептала мне:
– Классно, правда?
Я встрепенулась, закивала – «да-да, супер», и это было не лицемерие – это была радость. Обжигающая. Я разом полюбила все индийские фильмы! Хотела ещё что-то сказать, но Оля с едва заметной улыбкой прошептала «тсс!» и слегка сжала мне руку. Вот теперь история про зеркальных близнецов сделалась по-настоящему волнующей, и я слушала её с упоением: мы с Олей стояли рядом и держались за руки.
И когда Рамочкин сдвинул засов и впустил звонкоголосую толпу, рук мы так и не разжали. Было обидно, что нельзя сесть вместе, но, в общем, я была счастлива.
– Ты долго болела, – сказала Оля, пока мы протискивались в толпе.
Значит, ей не всё равно!
– Бронхит, – важно ответила я. – Знаешь, какой кашель!
– Везёт тебе, – вздохнула Оля.
Я подумала, что она всё видит с неожиданной стороны…
– После болезни не спросят, – пояснила она.
– Я сама хочу ответить. Когда болею, всё равно уроки делаю, мне Валька по телефону передаёт…
Оля вдруг сильно сжала мою ладонь. Мы остановились возле дверей класса. Нас толкали и сердились.
– Я математику не сделала. Дашь списать?
– Конечно, – ответила я.
Математика была вторым уроком. На перемене мы побежали к запасному выходу, и там, на сумрачной лестнице, Оля торопливо перекатала в свою тетрадку все примеры. Некстати вспомнилось, как долго билась я над ними, особенно над последним, и как нужна мне эта пятёрка, чтобы получить «отлично» за год… Мысль эта кольнула и пропала. Подружки всегда должны помогать друг другу. А ведь мы подружки, не так ли?
Я представила: сегодня мы вместе пойдем домой. Может быть, Олю отпустят в наш двор погулять, и тогда летом мы тоже не расстанемся. Рука в руке пройдем мы мимо всех Любок-Лёлек-Алок, и я подведу Олю к кураге и покажу «секретик» с иностранной монетой. Над которым я плакала. Которому загадала желание о Лучшей Подруге…
На математике многие тянули руки. Но вызвали Олю. Учительница сказала, что «Онопко держала руку правильно». Оля подошла к доске и размеренно застучала мелком, сверяясь по тетради. Наталья Сергеевна, немного похожая на старого плюшевого медвежонка, отслеживала цифры и одобрительно кивала.
Магомед Гамаев рисовал на промокашке самолётики. Внезапно он прошептал мне в самое ухо:
– Она списала. У тебя. Я видел…
– Ну и что? – буркнула я.
– Ничего. Ты болела и уроками парилась. Она не болела, не парилась и пять получит.
– Ну и что? – повторила я. Наталья Сергеевна покосилась на нашу парту. – Она… она моя подруга!
Магомед фыркнул.
– Она ничья подруга, – сказал он, быстро-быстро водя карандашом. – Она сама по себе.
Я прошептала:
