Тётя Дуся жила в городке Маяковского, на пять остановок дальше нас от центра по Старопромысловскому шоссе. Каждую субботу после школы она забирала меня к себе домой. Её телевизор ловил вторую программу, и раз в неделю я смотрела «Спокойной ночи, малыши». А ещё у тёти Дуси были старинное кресло-качалка, «ходячая» кукла Зоя из ГДР , фарфоровые слоники – мал мала меньше – и зимние консервы в углу под покрывалом. Правда, сейчас там почти ничего не осталось. Абрикосовый компот выпит ещё в декабре…
Я оглянулась. Мы были уже далеко от шоссе, но холмы, как обычно, «придвинулись». Если же пойти в их сторону, Сунженский хребет снова коварно «отскочит» – и ой, сколько усилий потребуется, чтобы забраться наверх! Зато с той стороны, в низине, растут удивительные цветы, каких здесь не встретишь, и одуванчики там – с кулак величиной. В прошлом мае – как давно это было, еще до встречи с Яной! – мы с тётей Дусей гуляли там и возвращались через Старый поселок. Зашли в магазин, и какая-то продавщица назвала её моей бабушкой. Почему-то стало стыдно, и я не возразила…
Засмотревшись на холмы, я налетела на пожилого чеченца (ему было лет пятьдесят), пискнула «извините» и в смущении ухватилась за бант под подбородком. Чеченец усмехнулся – наверное, в этой шляпе я выглядела очень забавной – и сказал что-то про Красную Шапочку. Он шёл налегке, небрежно сунув руки в карманы; на шаг поотстав, брела его супруга.
– Почему их женщины всегда ходят сзади? – шёпотом спросила я у тёти Дуси.
– Обычай такой, – ответила она. – Раньше все чеченцы жили в горах. В любой момент на пути могла встретиться опасность. Мужчина шёл впереди, чтобы защитить женщину.
Я в сомнении смотрела вслед.
– Они так привыкли, – продолжала тётя Дуся, заботливо расправляя мне ленты. – Вот я, например, не люблю шляпу – голова не дышит. А чеченки носят свои платки круглый год. После выпускного встретишь на улице одноклассниц – все будут в косынках.
Нас обогнала молодая женщина, тащившая за руку белоголового малыша. «Как одуванчик», – подумала я. У мамы волосы были потемней, но тоже красивые, золотистые. Их свободно трепал ветер.
Малыш канючил на одной ноте:
– Хочу в сказку, хочу в сказку, хочу в сказку…
Мать на ходу отвесила ему шлепок. Малыш с готовностью заревел.
– Что ей, жалко?.. – пробормотала я.
– Может, денег с собой нет, – предположила тётя Дуся.
Рёв замер где-то вдали. А мы поднялись по ступеням и зашли в «Сказку».
Всю торцевую стену внутри занимала красочная картина: по синим волнам плыла Царевна-Лебедь, над ней завис Чёрный коршун (уже со стрелой в горле), а на островке по соседству стоял Добрый молодец с луком в руках. Вариация на тему «Сказки о царе Салтане». Я всегда замирала перед этой расписанной стеной. Такие яркие краски, такое понятное представление о Добре и Зле, а ещё – о Любви! Бились о берег взволнованные волны, трепетала крыльями Лебедь, вибрировала тетива лука… Словом, шла я за своими любимыми пирожными с заварным кремом – а приходила всегда к этой картине. Если честно, без пирожных и картина была бы не столь хороша; но и пирожные без картины потеряли бы половину своей прелести…
Любовь! Кто знает, что это за птица? Взять хотя бы наших родителей. Вчера у Яниной мамы был день рождения. Мы с подругой сидели на скамейке и видели, как её папа зашел в подъезд с букетом красных роз. Такой букет не в сезон, наверное, стоит целое состояние.
