Время от времени Анна Смайт заговаривала о том, что Пэрис стоит попробовать начать встречаться с другими мужчинами, но та и слышать об этом не хотела. Сейчас ее меньше всего интересовали свидания. Она не хотела открывать эту дверь. И даже заглядывать в нее. Анна же не настаивала, просто иногда, как бы ненароком, вспоминала об этом.
Ни на какие приемы и мероприятия она не ходила – ей не хотелось появляться на людях. Единственные, с кем Пэрис общалась в это лето, были Вирджиния и Натали. Но так или иначе к августу Пэрис немного ожила. Она усиленно трудилась в саду, много читала, стала реже прикладываться к подушке в течение дня, зато крепче спала ночью. Она загорела и совсем неплохо выглядела, только по-прежнему была очень худая. К возвращению сына из Европы Пэрис уже снова была похожа на себя, и, когда она обнимала Вима в аэропорту, он с радостью заметил у нее в глазах знакомые смешинки.
Все это время Вим регулярно ей звонил. Поездка была потрясающая – ребята объездили Францию, Италию, Англию и Испанию, и Вим только о том и говорил, как снова поедет туда на следующий год.
– Только тогда я поеду с тобой! – предупредила мать с озорным блеском в глазах, чему Вим очень обрадовался. Ведь, когда он уезжал, мама была похожа на живой труп. – Господи, как долго тебя не было! Не знаю даже, что я стану делать, когда ты уедешь совсем. – И она рассказала ему об идее Анны Смайт насчет того, чтобы перебраться в Калифорнию. Пэрис не терпелось узнать его мнение.
– Ты вправду переедешь?
Сын изумился и был отнюдь не в таком восторге, как предсказывала Мэг. Пэрис поняла: для Вима отъезд в колледж был синонимом независимости, и сейчас он представил себе, как мама станет приходить к нему в общежитие с завтраком в такой же коробочке, как была у него в первом классе.
– А как же дом? Продашь? – Это был единственный дом, который он знал, и ему не хотелось его терять. Ему нравилось представлять маму в родовом гнезде, как она его ждет и встречает – именно так он вспоминал о ней в своей поездке.
– Нет. Если что и надумаю делать с домом, так только сдать в аренду, да и в этом я не очень уверена. И вообще, это всего лишь предположение.
Пэрис говорила совершенно искренне: она и сама еще по-настоящему не прониклась идеей переезда.
– А как это тебе в голову пришло? – поинтересовался сын. Он был явно заинтригован.
– Психотерапевт посоветовала, – беспечно сказала Пэрис, и Вим выпучил глаза.
– Психотерапевт?! Мам, с тобой все в порядке?
– Конечно. Мне сейчас намного лучше, чем было, когда ты уезжал, – невозмутимо ответила мать и улыбнулась. – Кажется, помогает.
– Это самое главное! – храбро отреагировал Вим, а вечером поделился своим недоумением с сестрой: – Ты знала, что мама ходит к психотерапевту?
– Конечно. И думаю, это пошло ей на пользу. Во всяком случае, в последние два месяца мама стала казаться мне чуточку веселей. Значит, эта Анна Смайт ей помогла.
– Так у нашей мамы не все в порядке с головой? – забеспокоился Вим, и Мэг рассмеялась:
– Нет, хотя этого вполне можно было бы ожидать, учитывая, как с ней обошелся отец. После такого шока у кого угодно крыша поедет. Ты из Европы отцу не звонил?
– Звонил, только нам с ним как-то не о чем разговаривать. Так ты думаешь, она и впрямь переедет в Калифорнию? – Вим еще не оправился от удивления, но постепенно начинал находить в этой затее и положительные стороны. Если, конечно, она не будет по делу и без дела являться в Беркли. Этот вопрос его по-прежнему беспокоил.
