***
В начале декабря – после бракосочетания Маши и Виталия (Олег все ходил, примеривал в туалете, куда привязать веревку) прошел месяц – квартиру Огарковых (наш герой жил у родителей) обокрали. Унесли одежду, телевизор, пенсию, кое-какие побрякушки. Сохранившиеся у Олега деньги пустили на новый ящик: страдал без него отец, да и сам парень с ним сдружился. Огарков тогда не работал, ушел из науки. Надо отметить, дурным поступком это он как раз не считал.
Жить стало интересней. Олег квалифицировался в завхозы, учинял доскональное обследование магазинов, дабы достигнуть неприхотливых цен. Мясо из рациона почти исключили, перешли на концентрированные супы. Очень полюбили чай.
Занимательно, что зажили тесно. Самопроизвольно устраивались совещания на кухне, обсуждались рецептуры блюд, предстоящее меню, телевизионные происшествия; согласованно выносились резолюции относительно политических событий, клеймили отдельных деятелей. Огарков все отчетливей начал различать разновидность помешательства.
Тридцать первого декабря никакие праздничные настроения не разумелись. Олег принципиально не стал бриться, сосредоточенно размышлял о необходимости идти за хлебом. Большего ресурс не дозволял: пенсию родителям несли в начале месяца, у кого можно было, уже заняли, да и неохотно давали – Новый год, страшная инфляция.
Напялил на себя старую, доисторическую одежду – сестра спроворила, бог рассудит, из каких закромов вынула. (После катаклизма первое время на улицу ходили с отцом поочередно.) Следует заметить, что Огарков в сем облачении даже некоторую гармонию переживал.
Народу в булочной было вдоволь – процесс еды в этот день имел приоритеты – плотная ленточная очередь наполняла помещение. Разогретый углекислый газ, напоминая о мерзком ветре улицы, опьянял уютом. Толпа негодующе шумела относительно отвратительности цен, политики, жизни как явления. Олег, вжатый в соседние особи, неприметный, безразличный ко всему, изредка переступал ногами согласно общей подвижке строя.
В данный момент его занимала следующая проблема. Остаточный ресурс позволял купить две булки хлеба, что было, в общем, ни к чему, ибо при сложившихся запросах одной на сутки вполне хватало. Каверза, между тем, состояла в том, что народ сплошь брал по три и более хлебных предмета и выдающимся в такой обозримости выглядеть очень не хотелось. Вот и любопытно казалось, как поступит в момент реализации его, давно живущая отдельно, психика.
Уж за половину пути перевалило, когда в булочную внедрился мужик. Он был напорист, неопрятен, пьян. Его намерения представлялись очевидными – гражданин хотел получить товар без очереди. Равнодушный к его поползновениям Олег бросил косой взгляд, и тут же внутренность зашевелилась от недоброго предчувствия. Облик данности оказался знаком. Выцарапалось воспоминание: учились когда-то на одном курсе. Не окончив института, личность исчезла, но изредка встречалась в городе и даже протягивала в приветствии руку. От такого злополучия Олег тотчас съежился, отвернул голову и начал пристально вглядываться в окно. А мужик тем временем принялся за дело.
– Мать, – сиплым, грубым голосом обратился он к пожилой, аккуратной женщине, стоявшей близко к раздаче. – Купи булку, на самолет опаздываю.
Не согласуясь с фактурой, женщина истерично взвизгнула:
– На какой самолет! Кто тебя, забулдыгу, в самолет пустит! Ходят тут, нажрутся с утра…
