Понять, кто прав, было невозможно. Журналисты и политологи так запутанно и неконкретно что-то объясняли, что уже через час он обалдел от всего и тупо смотрел на мелькание картинок, оторваться от которых ему удалось с большим трудом. И все же из любопытства он решил побывать у «дымистов» и не откладывая это мероприятие вышел из гостиницы.
В центре города, где до этого он бывал редко, кипела жизнь. Граждане двигались по тротуарам плотными встречными потоками. Сплошные ряды магазинов и ресторанов освещались яркими витринами, заманивали к себе клиентов. Публика всюду выглядела респектабельно. А он на фоне этого блеска некстати выделялся своей скромной одеждой. Это его беспокоило. Он подумал:
– Только что сделал доброе дело и тут же обманом поселился в гостинице, а сейчас, скорей всего, опять же обманом постарается переодеться во что-то шикарное, чтобы слиться с толпой. А как же перейти к массовому добру?
Так размышляя, переодевание он оставил на потом после «дымистов», там шикарность была не нужна, он с любопытством кружил по улицам. К «дымистам» он попал только вечером. Собрание уже подходило к концу. Гимн был уже пропет. Председатель, обращаясь в зал, довольно быстро решал какие-то не очень важные оргвопросы.
– О! Наконец-то, батенька, вы и добрались до нас. Ждем, ждем, а как же без вас. Что-то долгонько, батенька, вы, долгонько. Будем работать. Дело будем делать. Архиважно именно сейчас вам включиться в борьбу. Дел просто громадное число. Выборы, батенька, выборы. Мы тут уже заканчиваем, но это ничего, я вас сейчас выпущу. Вот центральный вопрос, вы его усильте, пожестче, резче, рельефнее. Массы надо зажечь, еще и еще, – он торопливо подталкивал его к трибуне. – Вот вам тезисы, пробежитесь, народ еще не остыл, самое время, – Предводитель сунул ему несколько листов. На первом он прочел крупно напечатанный текст: «Голосуйте за него, принесет он Вам добро».
Зал монотонно гудел после гимна. «Дымисты» уже собирались расходиться. Он встал на трибуну и громко произнес:
– Граждане «дымисты», вы думаете, что от вас что-то зависит. Нет, ровным счетом ничего. Этот ваш «дымизм» сплошной обман, мираж, пустой звук. Вы – абсолютная пустота.
Зал от неожиданных слов затих. Кое-где послышались отдельные голоса:
– Что он говорит? Кто он такой?
– Вас обманывают эти пустозвоны, – он махнул рукой в сторону президиума и Предводителя, – в сущности «дымизм» вреден всем вам вместе и каждому по отдельности.
– Эко, Батенька, вас занесло, – услышал он сзади, почувствовал резкую боль в шее и провалился в темноту.
***
Весна спешит, сменяя зиму,
Ведь так задумал «Программист»
И как всегда, неумолимо,
Играл на флейте гармонист.
Пора бы скрипочку освоить,
А он все продолжал дудить.
Просил себя не беспокоить
И скрипкой утром не будить.
***
Он лежал на чем-то жестком с открытыми глазами и не знал – где он и сколько времени здесь находится. Вокруг стояла кромешная темнота. И чем больше он пытался что-то разглядеть, тем сильнее темнота окутывала его. На ощупь стало ясно, что лежит он на железной кровати, стоящей на бетонном полу. На четвереньках он обследовал пол во всех направлениях. Комната его, скорее камера, была не более десяти квадратных метров со стоящей посередине кроватью. Стены – гладкий бетон без дверей и окон. И никаких признаков внешнего движения и шума. Сколько времени провел он здесь и сколько еще проведет? – Он не знал, и от этого становилось жутковато. Единственное, что могло его успокоить, это внутренняя дисциплина поведения, которую еще надо было выработать.
