— Точно… — захныкала я, скатываясь прямо на пол. Поджала ноги, обняла колени и вновь горько расплакалась. — Мила, мне страшно.
— Не реви, Ветерок, — подруга опустилась рядом, обняла и зарылась мордочкой в моих волосах. — Зато у тебя появился защитник. Лев он, или кто?
— Мила, ты сама-то веришь в то, что говоришь? Лёва – великий пофигист и бабник! Он же ни одной юбки не пропустит.
— Это да…Но ещё несколько дней назад я была уверена, что он яйца свои сам почесать не может, не то что прекратить потоп. А тут бах… Шкатулочка-то с сюрпризиком оказалась.
— Это точно…
— Ну? А теперь скажи, что Лёвушка хороший? — подруга заговорщицки заиграла бровью. — Скажи, Сквознячок... Я помню, как ты пряталась в спортзале, наблюдая, как он с парнями в баскетбол играет.
— Скажу, если признаешься, что Чибисов тебе в душу запал, — смахнула слёзы, наблюдая, как щёки моей Милки наливаются румянцем смущения. — Кстати, как его зовут-то?
— Да не помню я, — неправдоподобно отмахнулась Люся. — Не птица, и ладно…
— Ой, Курочкина! Два тебе по орнитологии!
— В смысле? Что, оп-я-я-я-ять? — взвыла она, сползая всем телом на пол. Я хохотала так, что лёгкие горели, в то время как подруга корёжилась, извергая тонны проклятий в адрес всего животного мира, что попадался на её пути. Подруга моя была всегда влюбчивой, за это и поплатилась тремя отметками в паспорте, вот только мужья её были все, как на подбор: Козлов, Баранов и Курочкин…
— Как твой «куриц»? — Милка всегда придумывала смешные прозвища своим мужьям, над которыми мы сначала посмеивались в узком кругу, но вскоре их имена стирались из памяти, оставляя «Козликов», «Бяш» и «Кур».
— Подала заявление на развод, — хоть Милка и вздохнула горько-горько, но сверкающие азартом глаза слепили, выдавая эту шикарную брюнетку с потрохами. — А он плачет второй день у своей матушки на груди в МОЕЙ квартире. Можно я у тебя поживу пару дней? Пока он зализывает обиду, а потом я отправлюсь в отпуск, где меня ждёт море, пляж и загорелые мужчины…
— Оставайся. Мой ковчег - твой ковчег. И заметь, без кур, козлов и баранов… Я хоть покормлю тебя, — ткнула подругу, с удивлением осматривая откуда-то взявшуюся стройность. Лицо её так изумительно заострилось, подчёркивая глубину зелёных глаз, острый носик и дерзкие скулы. Люся довольно посматривала на своё отражение в зеркальной поверхности духового шкафа и не могла сдерживать улыбку. Хорошо ей было, а это не скрыть… Влюбилась, Люсинада… Ой, влюбилась…
— Сама ешь, вон, кожа да кости, — она вернула мне тычок под рёбра, а потом начала щекотать.
Мы ещё долго смеялись, пытаясь не думать о той треклятой ночи в баре, и смотрели в интернете виды птиц, чтобы моя подруга вновь не попала впросак.
И сердце вроде отпускать стало. Лёгкий перезвон счастья стал заполнять душу, вот только занозой сидела досада. Мой внезапный рыцарь не написал ни единого словечка за всё время своего отсутствия! А вдруг… Вдруг… Вдруг у меня крышу тут сорвало?
9. Глава 8.
Лёва
— Ты серьёзно, что ли? — Керезь валялся на диване и ржал во всю глотку, заглушая своим смехом великолепный и успокаивающий шум прибоя. Я вновь приложился к горлышку бутылки, сделал несколько больших глотков в попытке прогнать это ужасное чувство досады, что прочно поселилась внутри. — Она тебя не вспомнила? Смотрела в глаза и не вспомнила???
— Нет, бля**! Отвали, Гера! — я со всей дури пнул ротанговое кресло и вылетел из дома. Каждый раз становилось душно, когда вспоминал о бывшей школьной подруге. Бля… Откуда она взялась на мою голову?
