Играя в жизни - страница 11



Все семь дней слились в один, долгий и изматывающий. Хорошо то, что сегодня у меня короткая смена. Выходных, как таковых нет уже слишком давно, за исключением некоторых моментов – таких, как похороны или рождение кого-то в семействе мэра, или приезды представителей корпорации или членов Семьи Основателей.

Взамен выходного один день в неделю каждый из нас может прийти через четыре часа от начала смены. Корпорация утверждает, что они сделали этот короткий день ради нашего здоровья. Ведь всем нужен полноценный отдых, но они забывают упомянуть о том, что раньше было два выходных, потом один, а в итоге и того лишили. Спустя какое-то время ввели короткий день, и люди стали радоваться этому. Как же легко нами управлять. Еле живые, готовые пойти на ужасные поступки ради куска хлеба. Мы – хилые марионетки, вне наших сил дать хоть какой-то отпор. Мы безропотно будем ходить на заводы и убивать себя более страшной смертью, нежели голод.

Свернула за крайним домом-свечой, натянула потертую кепку на глаза. Улицы почти пустынны, если не считать площади, до которой я практически дошла. Там, перед огромным экраном, который, кажется, парит в воздухе, собрались все игроманы, у кого короткий день. В основном это мужчины, израненные и изъеденные синтетиком, они ставят свои гроши в надежде, что их ставка выиграет, и тот или иной игрок из Ристалища принесет им хотя бы пару марок. Одно из двух развлечений на Синте – смотреть в экран, где постоянно убивают людей. Весело.

Мысли унесли меня в день, когда я тоже хотела получить марки. Ни марок, ни Элвиса больше нет. Обручальное кольцо жены мэра я спрятала там же, за мусорными контейнерами, где до этого Элвис прятал остальное награбленное.

Я устало провела ладонью по лицу, стараясь искоренить воспоминания об Элвисе, но они постоянно возвращаются. Если бы у меня была возможность, то я бы стерла себе память. Забыть Элвиса и произошедшее с ним было бы пощадой для меня.

Останавливаюсь за спинами игроманов, они сидят прямо на земле и переговариваясь неотрывно смотрят на экран. Он работает круглосуточно. На нем можно увидеть заключенных с хорошим рейтингом или тех, на кого сильно возросли ставки, текущие со всех секторов.

Взгляд упирается в полупрозрачный экран, и я поджимаю губы. Перед глазами мелькают незнакомые лица. Около семи мужчин и две женщины. Как они там живут? Зная, что выхода нет, или практически нет. Осознавая, что за тобой постоянно следят, смотрят и стараются предугадать каждый твой шаг. А когда срабатывает ставка на чью-то смерть, то и вовсе люди по эту сторону экрана ликуют и даже отмечают. И где-то там мои папа и брат. Они не попали даже в топ-500, а ниже никто имена не показывает. Все, кто ниже этой отметки, ценятся не больше пушечного мяса, которое привносит в экранную жизнь Ристалища зрелища и марки.

Людская жизнь стала игрой. Игрой на выживание, в которой даже выживший является проигравшим. Замкнутый круг.

Стараюсь не смотреть на экран. Но даже я знаю, как устроена жизнь на Ристалище. Это такой же закрытый электрическим куполом сектор, как Синт и многие другие, о которых мы даже не слышали. Туда ссылают заключенных со всех секторов. Выбрасывают на поле, а дальше наблюдают, как за крысами. Кто кого первым съест.

Говорят, что Ристалище было подвержено большей радиации, купол не успел закрыться вовремя, и когда-то красивый край стал ядовитым и опасным. Я слышала слишком много слухов о том, что животные на Ристалище стали чудовищами, а люди, что жили там в момент радиации, видоизменились и существуют до сих пор. Правда ли это, неизвестно, но на экране, у которого собрались игроманы, никогда не показывают ночные кадры. Только день. А когда у нас ночь, то идет повтор интересных моментов, которые не вошли в прямой эфир. Иногда непонятно, о чем говорят участники смертельного представления. Порой их диалоги кажутся полнейшим бредом расшатавшегося рассудка. Но известно одно – на Ристалище есть три враждующих клана. И они воюют между собой, тем самым поджигая интерес смотрящих. Иногда им привозят необходимые вещи, но для этого они должны быть в топ-100 и вырвать привезенное с боем под всплески крови и боли.