Та падает на пол и со звоном разбивается.
– Эй, убери!
Возмущаюсь.
– Тебе в гадюшнике жить не привыкать! Больше ни хрена тебе не принесу, заебала.
– А я Дикому пожалуюсь! Расскажу, что ты сам мою еду ел, а до меня не доносил!
Зачем я это делаю? А чёрт его знает. Хочу вывести. Довести. Не одной же мне страдать.
Пусть когда Дикий вернётся они все его умолять начнут меня отпустить. План, конечно, так себе, но всё же имеет право на жизнь.
Вот упадут ему все в ноги и начнут молить меня обратно к Буйному отправить, это ему Боженька такую кару послал, пусть Буйный свою ношу и несёт, а не они.
В ответ охранник лишь громко грюкает дверью, а я, откинувшись обратно на стену, чувствую, как глаза сами закатываются.
Сил совсем нет. Во рту пересохло. Я отрубаюсь просто от безысходности.
– Совсем ёбнулись?! Я какой приказ отдал?!
В следующий раз в себя прихожу от звука голоса Дикого.
Вначале даже не верю. Думаю, что глюки начались.
Разлепляю глаза, прилагаю титанические усилия. Через маленькие щёлочки вижу мужчину.
Он стоит посреди моей коморки. Кажется злой. Нет, не кажется. Его ярость я даже здесь ощущаю, она буквально обволакивает.
– Дикий, да она отбитая совсем, отказывалась от еды и воды, мы…
Охранник пытается оправдаться, у меня же не хватает сил на злорадный смех.
Вздрагиваю, когда Камиль резко припирает его к стене. Одним резким движением.
– Мне поебать, что она, я приказ отдал. Нужно было через капельницу кормить, в глотку заливать.
От его тона на коже морозные мурашки появляются.
Мне вдруг становится жалко охранника. Он ведь и правда не виноват. Это всё та сучка Настя. Всё она.
– Камиль, – тихонько хриплю, сил на другое не хватает.
– Дикий, я ведь я…
Но меня никто не слышит, Дикий занят разборками, а я собираю последние силы в кулак и отползаю от стены.
Умудряюсь даже на ноги встать.
– Дикий, девка…
Охранник успевает окликнуть Камиля перед тем, как я делаю несколько шагов вперёд.
В ногу что-то больно впивается, до адской боли. Пронзает насквозь.
Я громко взвизгиваю, ноги подгибаются.
– Блядь!
Слышу, как Камиль громко матерится. Кажется, я стала голой ступнёй на один из осколков, и он пронзил ногу.
Я просто чудом не падаю на остальные осколки. Дикий успевает меня подхватить в нескольких сантиметрах от пола.
Нога ужасно болит и пульсирует.
Я смотрю Дикому в глаза, улыбаюсь лишь уголками губ.
– Ты вернулся, – успеваю прохрипеть, перед тем как погрузиться в полнейшую темноту. Организм как будто знает, что сейчас можно. В его руках я в безопасности.
Я не знаю, сколько времени провожу в темноте. Кажется, целую вечность. Но мне так хорошо, что даже в себя приходить не хочется.
Мягко, тепло. Я будто со своей доски в вату упала. Отдыхаю впервые за эти долгие дни. Расслабиться могу.
Не страшно теперь спать. Хорошо.
Только кожу жжёт. Будто кто-то лезвием водит по лицу. Это заставляет резко распахнуть глаза.
Я всё ещё в своей коморке. Мягкая кровать – иллюзия. Теперь чувствую, как так проклятая пружина мне в бок упирает.
А чего я, собственно, ожидала? Думала, что Дикий пожалеет? В гостевую спальню перенесёт?
«Или сразу к себе, ага» – ехидничает внутренний голос.
Оклемался, гадина. И мне самой лучше, хотя вроде ничего не поменялось. Единственное, что изменилось – Дикий вернулся.
Он здесь. В метре от меня. Пульс тут же ускоряется, а лицо пылает всё сильнее. Его взгляд меня разбудил.
Страхом сковывает. Но при этом я облегчённо выдыхаю.
