— Ты к нам тоже загляни, Зорал. Ты ведь сегодня новенькими безделушками обзавелся, верно?
— Я уже часть отправил на изучение и перекодирование.
Двери лифта закрываются, и меня прямо тянет просочиться в щель, чтобы затем кинуться за Ксандром в поиске его симпатии и благосклонности.
— Какая же ты шлюшка, — Зорал обнажает зубы в жуткой улыбке. — Но вся эта химия и инстинкты, Тэя, взаимные, — тянет ко мне руку и приглаживает выбившийся локон на макушке. Всматривается в глаза. — Это проблемку можно устранить, но только после пробуждения, а я еще не решил, хочу ли я себе официальную Омегу. Это ведь тоже своего рода обязательства.
11. Глава 11. Три зверя
— Тут не так уж плохо, — Зорал толкает меня в небольшую камеру. — Вот ваши покои, принцесса.
Узкая койка, обтянутая серым гладким материалом, крошечный умывальник и туалет в углу.
Я вскрикиваю, когда в мое плечо что-то впивается. Хорал локтевым сгибом перехватывает мою шею и шипит:
— Тише, я кровь возьму на анализ.
— Зачем? Меня должны завтра казнить вместо брата.
— Ты гибрид, — шепчет Зорал. — А у нас тут ведут целые генеалогические древа для каждого из вас, и через вас ищем новых. Все сложно, крошка, не забивай себе голову.
Плечо тянет, и Зорал подносит мне к лицу небольшую пробирку с кровью:
— Но я тебе уже и так скажу, что с братцем у тебя родство половинчатое.
Цепенею.
— Мамка, видимо, у тебя гульнула. Запах вашей крови с Анкумом отличается.
— Неправда.
— Правда, — его губы почти касаются моего уха, — мамка у тебя тоже шлюшкой уродилась. Не повезло тебе. Брат — мудак, мать — шлюха, а настоящий отец наградил тебя геном Омеги. Слушай, — прячет кровь в карман.
— Что? — цежу я сквозь зубы.
— Я думаю, что ты выживешь после Пробуждения, — его шепот обжигает изгиб уха.
— Ты сказал, что я заменю брата… разве это не означает казни?
— Я сказал, что ты ответишь за его грешки, Тэя, — напрягает руку, медленно перекрывая мне кислород. — А как ответишь, это уже мне решать.
Затем он грубо меня толкает на койку, на которую я неуклюже падаю. Переворачиваюсь на спину и вжимаюсь в холодную стену. Зорал прячет пробирку с кровью в карман куртки.
— Отдыхай, крошка. Утром я приму решение, что мне с тобой делать. Мне надо голову освежить после твоей омежьей вони.
Выходит из камеры. Глухая дверь с узким окошечком со скрипом заезжает в пазы. Щелчок, и я вскакиваю на ноги.
Кидаюсь к двери и заглядываю в окошко под волной страха перед одиночеством.
Зорал по другую сторону щурится на меня, и я бью по двери:
— Козел!
Он не должен оставлять меня одну.
Я хочу к нему. Он должен меня забрать.
— Не скучай, — его голос звучит из спрятанных у потолочных стыков динамиков.
— Урод!
— Ути-пути, злая омежка.
— Я не омежка! — пинаю дверь и вскрикиваю от разряда электричества, что пробивает мою ногу.
— Не буянь.
Он уходит, а я сползаю на пол. Голая, грязная и вся липкая.
И одинокая.
Из груди поднимается жалобный и низкий скулеж, который просит Зорала вернуться и обещает, что я буду тихой паинькой, но он не отзывается.
Я всем нутром чувствую, как он с каждым шагом все дальше и дальше от меня. В тишине я улавливаю его рык, который передается по невидимым нитям через бетон и железо.
Прижимаю ладони ко рту, подавляя в себе этот мерзкий и жалкий скулеж, который уходит в кровь черным ядом тоски. И эту тоску я раньше не знала.
Даже после смерти родителей во мне не было этого липкого одиночества.
