– Какая защита?
– Обыкновенная. Как у любого обвиняемого, – говорю спокойно.
Отец шумно втягивает воздух и выдыхает. Мои слова явно горят у него в голове кислотой, разъедающей мозг. Ведь на защиту в этом доме никто не имеет права, только на обвинение и приговор.
– У тебя ровно три минуты! – выплевывает с презрением.
– Слушай, дело в том, что эта преподша предвзято ко мне относится.
– Конечно, потому что ты тупица и клоун!
Сжимаю крепче челюсть, чтобы не похерить все, ради чего эта ситуация затевалась. Жду, когда отец заткнется.
– Могу дальше рассказывать? – смотрю на него.
– Говори, – рявкает он.
– Я не знаю, по какой именно причине она на меня взъелась, но смысла мне появляться на ее занятиях нет, потому что она отказывается меня воспринимать серьезно.
– Хочешь сказать, у вас работает какая-то непрофессиональная дрянь, чье качество работы зависит от личных симпатий?
– Я так не думаю.
– Тогда что, твою мать, ты пытаешься сказать?! – отцу не хватает терпения надолго. – Я сейчас позвоню в твою богадельню и всех разнесу к херам.
– Не надо, – резко обрываю его. – Ты же сам говоришь, что я всего должен добиваться сам, а не через фамилию.
Господин прокурор снова начинает пыхтеть.
– И что ты предлагаешь? – уже чуть менее дергано спрашивает он.
– Я думаю, что мне просто нужно взять несколько частных уроков и, может, тогда она изменит свое отношение.
– Так возьми! В чем проблема?
– В этом-то и загвоздка. Нельзя преподавателю-предметнику заниматься репетиторством со своими студентами. Есть вероятность предвзятого отношения. Но раз она изначально меня недолюбливает, то вряд ли выставит завышенный бал.
– Хочешь, чтобы я договорился о занятиях с ней? – наконец-то начинает доходить до отца.
– Да, – смотрю на него и жду очередную вспышку гнева. – Просто договорись о занятиях, а дальше моя задача – получить проклятый допуск и сдать экзамен.
– Я подумаю, – бурчит он и, замолчав, перемещает внимание к своей тарелке.
А я же буквально чувствую, как атмосфера вокруг начинает разряжаться, и, кажется, даже слышу мамин облегченный вздох.
– Витюш, может, коньячку? – спрашивает она у отца.
– Можно, – холодно отвечает он, и это хороший знак.
Если собирается пригубить за ужином, значит, проблема исчерпана. Я перевожу взор на маму и подмигиваю ей, обещая, что все будет в порядке.
По крайней мере, я очень хочу, чтобы все было так, как я задумал… Но порой планы хороши лишь на стадии планирования.
Оля
– Исключено! – даю категоричный ответ декану на его абсурдное предложение. – Я не даю частных уроков, особенно своим студентам.
– Я вас прекрасно понимаю, Ольга Александровна, и уважаю ваш настрой, но ситуацией заинтересовался ректор. И нам с вами не нужны проблемы.
– Ерунда какая-то, – выдыхаю, понимая, что положение у меня незавидное и, кажется, моя карьера под ударом.
– Боюсь, что нам с вами не оставили выбора, – говорит, нахмурившись, Анатолий Илларионович.
– Выбор должен быть всегда, – заявляю твердо. – К тому же это не прописано в моих должностных обязанностях.
– Да, но также педагогическая этика предполагает непредвзятость в работе со студентами. А у нас вырисовывается совершенно другая картина.
– Анатолий Илларионович, я всегда сохраняю профессионализм и оцениваю студентов по их знаниям. Руднев приходил ко мне на семинары абсолютно неподготовленным, а потом и вовсе перестал посещать мои занятия…
