Игры на воздухе - страница 9
Ни вымысел, ни явь не отделяя,
И лета смерть, и осени приток.
6
Порою кажется, что дух перехватило
Бессилием. И ты грустишь затем,
Что песен нет для скороспелых тем,
Что тычется остывшее светило
В тугой подол у сомкнутых колен.
И нашу жизнь подстерегает тленность
За суесловьем в глиняных домах,
Когда по табелю – осенний вертопрах
Диктует ледяную постепенность
Немого угасанья на глазах.
7
Уже оплакан Праздник Урожая
И не собрать в подобранный подол,
Дни исходив от края и до края,
Беспомощно слова перебирая,
С раскрытой почвы скаредный обол.
И клонится земное коромысло.
В безудержной игре календарей
Неточность слов не обретает смысла,
И лишь текут и прорастают числа
Сединами безжизненных полей.
8
За суетой – не слышно перемены
В мелодии, настроенной на альт.
Но возникает в кронах постепенно
Прилив иной, всё поглотившей темы,
И темы старой мне уже не жаль.
Так вот они, опустошенья ноты!
И попусту противиться – зачем,
Коль в нищенстве осенней позолоты
С уходом лета и твои уходы
Теряют смысл среди осенних тем.
9
А в хрониках октябрьских суетливых
Я на страницу вижу наперёд
И Ваши годы, пресные, что лёд,
И свиток разрушительно унылых
Моих неизбываемых забот.
Немыслимо, но будущее прочат
Удачливым. По отошедшим дням
Читаю предназначенное нам:
Настал октябрь – и стала жизнь короче,
А прошлое – крадётся по пятам.
10
Среди кострищ и лунок с тусклой влагой
Не отыскать утраченные дни,
Хоть до единой перечти бумаги
И до одной сочти. Чего же ради —
Встаёт вопрос – хранить черновики?
Потерю лет учитывать – без смысла:
Окажется – когда сверстаем жизнь —
Что прожили, хотя и бескорыстно,
Но попусту, и некому виниться
В потрате дней, и некого винить…
«В доме осени – выбиты стёкла…»
В доме осени – выбиты стёкла,
Сквозняки на четыре угла.
Мокнут груши и яблони мокнут,
Грудь малины суха и гола.
Разорённые гнёзда повсюду
И пожитки испуганных птиц.
Горстка кинутых перьев на блюде.
Вскрики соек, мельканье синиц.
Всё яснее размокшая охра,
Реже дачный автобус. Сильней
Потемневшего шифера грохот
Под напором возросших ветвей.
И теперь всё точнее в деревьях
Угадать недостроенный дом.
Мы навесим запоры на двери,
В гулких комнатах лето запрём!
Вот и вещи уже увязали.
Опустел устоявшийся кров.
И стоим – как стоят на вокзале —
Возле выцветших в лето стволов.
«Я простыл. Я не помню родства. И далече…»
«…как пахнет коленкор переизданий,
не тленом ли?»
Н. Кононов
Я простыл. Я не помню родства. И далече
Ты уводишь меня: за познание речи,
За познание сути, за проблески быта,
Где судьба промелькнула, разъята, забыта…
Я забыл, что помимо провинций пасхальных,
Незашторенных окон палат госпитальных
Существуют понятия мглы и простора,
Не вместившие въедливый тлен коленкора.
Так ответь, не тебе ль за строкою тягучей
Этот жребий падёт, этот выпадет случай
Осознать, обретая значенье предтечи,
Созидательный смысл разрушительной речи?
Не тебе ли?..
Но явь обнажает пружины,
И мелькает бесплотная тень мочажины,
И скрипят над водой жернова мукомолен…
Я забыл… я не помню… я умер… я болен…
«Скажи, на что употребим…»
Скажи, на что употребим
Приметы нашего ночлега:
Паровика тяжёлый дым,
Полоску сбившегося снега
В пазах качающихся рам?
На что нам эта суматоха
С вокзальным чаем по утрам,
С молочным паром полувздоха?
О, как дрожит твоя рука!
Как покрывает иней прядки!
Как тяжело течёт река!
Как баржи тянутся по Вятке!
Скажи, на что употребим
Тележный грохот новостройки,
Что нам с тобой необходим,
Как снег, нелепый и нестойкий?
Похожие книги
В настоящем издании под одной обложкой собраны книги, написанные и изданные в прежние годы, снабжённые авторским комментарием.
Тишина и размеренный порядок провинциального города – это как раз то, что нужно для безмятежного счастья. Но оно заканчивается, когда начинаешь понимать, что скрывается под покровом покоя. Там бушует буря страстей и рыскают хищные серые создания. Можно ли противостоять дикой стае? Получится ли сберечь свою любовь? На эти вопросы очень трудно найти ответ, и постоянно мучает сомнение. Когда звенит старинный колокол, то падает завеса тайны. Как толь
1949 год. Венеция, штат Калифорния. «Американские горки» разобраны на металлолом. Кинотеатр на пирсе пуст и заколочен. В львиной клетке, затопленной в канале, находят мертвое тело. Первое из многих. Все склонны считать, что никакой связи между смертями нет. Кроме детектива Эльмо Крамли и странного молодого человека, целыми днями просиживающего за пишущей машинкой и рассылающего свои рассказы в журналы «Черная маска», «Сверхъественные истории», «М