Тогда старше были почти все.
А теперь она умерла.
Наверное, женщина двадцатью годами старше той, которую он помнил, могла умереть своей смертью. Вероятно, она умерла в больнице или в своей теплой и удобной постели в окружении друзей. Может, у нее в ногах даже спала кошка. Амос надеялся, что всё так и было. Потому что если окажется, что нет – что кто-то стал причиной ее смерти, – Амос убьет всех, причастных к этому хоть косвенно. Он так и этак крутил в голове мысль о мести и ждал, не остановит ли его Лидия. Новый глоток пива обжег горло. А ведь он так надеялся, что не разболеется…
«Ты не заболел, – прозвучал у него в голове голос Лидии. – Ты грустишь. Горюешь. Этот ком в горле, пустота в груди… И то, что в желудке сосет, сколько бы ты ни заливал в него пива. Это горе».
– Хм, – вслух сказал Амос.
– Что-то нужно, приятель? – с профессиональным равнодушием поинтересовался бармен.
– Еще один. – Амос указал на свой полупустой стакан.
«Ты не умеешь справляться с горем», – произнес другой голос. На сей раз Холдена. Он был прав. Вот почему Амос доверял капитану. Если тот что-то говорил, значит, так и думал. Не приходилось разбираться, гадать, что он имеет в виду. Если капитан и напортачит, то с добрыми намерениями. Амос прежде не встречал таких людей.
Единственным сильным чувством, знакомым Амосу, сколько он себя помнил, был гнев. Он всегда легко появлялся, только и ждал повода. Горе очень легко превращалось в гнев. Это Амос понимал. Чуть поодаль от него сидел мужчина с грубым жестким лицом космача. Он уже час мучил один стакан пива. Каждый раз, как Амос заказывал следующий, мужчина косился на него со смесью досады и зависти. Завидовал бездонному кредитному счету. Как было бы просто: скажи ему что-нибудь громко и обидно, поставь его в положение, когда неловко отступать у всех на глазах. Бедняга волей-неволей попадется на крючок, и Амос волен будет выплеснуть свое горе ему на голову. Потасовка, наверное, помогла бы расслабиться.
«Этот парень Лидию не убивал», – сказал голос Холдена.
«Но кто-то другой мог убить, – мысленно ответил Амос, – и я должен это проверить».
– Надо выводить наличку, амиго, – обратился Амос к бармену, взмахнув ручным терминалом. И указал на астера. – Поставь этому парню два за мой счет.
Мужчина нахмурился, заподозрив оскорбление, но не нашел такового и сказал:
– Спасибо, брат.
– Не за что, германо. Спокойного рейса.
– Са-са, – отозвался астер, допивая пиво и принимаясь за следующий стакан, оплаченный Амосом. – Тебе того же, сабе дуи?
* * *
Амос скучал по койке «Роси».
Дальний транспорт назывался «Певчей пташкой», но от птицы в нем были только белые буквы на борту. Снаружи он выглядел гигантским мусорным бачком с конусом дюз на одном конце и крошечной кабиной управления на другом. Изнутри он выглядел так, как и должен выглядеть мусорный бачок, разделенный на двенадцать отсеков по пятьдесят человек на каждой палубе. Приватность обеспечивали только шторки на душевых кабинах, а в гальюны люди решались зайти, только когда рядом мелькала униформа кого-нибудь из корабельной команды.
«Ага, – подумал Амос, – тюремные правила».
Он выбрал себе койку – обычный амортизатор с маленьким ящиком внизу и крошечным игровым экраном на переборке напротив – как можно дальше от гальюна и столовой. И старался не заходить в людные места. В соседи ему попались семья из трех человек и с четвертой стороны – дряхлая старуха.
