Не успел я ступить внутрь, как стальная рука схватила меня за лодыжку. Я едва не заорал от неожиданности, но подавил крик, услышав невозмутимый голос Ларса:
– Проклятье, я уже начал волноваться. Чем вы там занимались?..
– Угадай с трех раз, – огрызнулся я.
– Гхм… понятно. Глупый вопрос, согласен, извиняюсь.
– Дай пройти… Чего ты вообще разлегся поперек входа?!
– На случай незваных гостей.
– Что?.. Каких гостей?
– Наивная душа. Саймек будет последним дураком, если не пришлет сегодня ночью кого-нибудь тебя прирезать. Ложись, я покараулю.
– Ларс!..
– Заткнись. Грея разбудишь. Если он не проспится как следует, будет завтра мучиться похмельем, заодно и нас замучит.
Я умолк, сраженный таким аргументом. Ларс, как всегда, просчитывает больше, чем я. Мне было бы трудно без него. Очень трудно.
Я уснул быстро. Мне снилась Флейм, не та, которую я только что обнимал, а ее двойник, явившийся мне в красной комнате в храме Безымянного Демона. Она танцевала, вскидывая руки над головой, и дразняще улыбалась, а я пытался схватить ее и не мог: пальцы проходили сквозь нее, как сквозь тени, несшие меня над своими головами. Джейкоб сидел в стороне и громко, нагло хохотал над моими безуспешными попытками. Я чувствовал отчаяние и злость, но не мог ни поймать ее, ни остановиться. А потом вдруг дверь слетела с петель, и вошла настоящая Флейм. Подошла к двойнику и ударила его по щеке. И ее пальцы не прошли сквозь иллюзорную плоть, а оставили на ней широкий алый след.
Ларс растолкал меня затемно. Грей, разбуженный минутой раньше, уже постанывал в стороне. Вид у Ларса был хмурый. Я подумал, что, вероятно, его опасения подтвердились, хотя я ничего не слышал, но не время было расспрашивать. Мы вышли наружу. Лагерь только просыпался, но у пещеры стояли наши кони. Рядом с ними – Флейм, державшая наше оружие.
И еще, по меньшей мере, двадцать человек. Большинство – уже верхом.
– Так, – переведя дыхание, сказал я. – Давайте, ребята, быстро. И тихо.
К тому времени, когда первые лучи солнца позолотили горизонт, мы были уже на расстоянии трех полетов стрелы от скал.
Завывания ветра снаружи, но это – снаружи. Внутри спокойно и сухо. Но это – снаружи. А в глубине – вой. В той глубине, которой не увидеть, не потрогать, которой не подставить лицо. Только – душу. Полную той же злости, того же негодования. Но – по иной причине. По обратной причине.
– Жнец бы его побрал! Я так и знал, что эти трое что-то замышляют! А ты знал? Почему ты мне не сказал?!
– Успокойся, Рич! Я ничего не знал. Они не слишком со мной откровенничают.
– Но ты же был в его отряде! В его гребаном отряде… Ты должен бы быть первым, кого он позовет назад!
– Не позвал. Ты доволен? Он никого не позовет. Ему нет нужды звать. Сами придут.
– Кто придет?! Это… это что… бунт?!
– Я сказал, успокойся, Эван тебе не враг.
– А ты, Роланд? Ты мне кто?
Кривая усмешка, судорога в уголке рта, желание ответить – ложь, необходимость ответить – правду. И невозможность, бессмысленность любого ответа.
– Вместе пойдем на Шерваля, Рич. Вместе.
Бессмысленность ответов. Бессмысленность попыток объяснить. Бессмысленность попыток найти смысл.
В первый день мы двигались быстро, потом сбавили темп. Особо торопиться было некуда – Ларс и Грей использовали время, проведенное в пути, чтобы полнее посвятить меня в курс дел. Многое придется восстанавливать, многое – менять, но я хотел оставить неизменным, лишь приспособиться к новым обстоятельствам.
