− Она призналась?
− А что ей еще оставалось делать, кабальеро? Пабло посоветовал ей признаться, пока не поздно, и он не принялся раскаленными щипцами рвать ее на части. Вы же сами знаете, сеньор: пытка длится до тех пор, пока человек не признается. Я только однажды видел мужчину, которого даже сапожок не сломал. Ему вбили все двенадцать дубовых клиньев, то есть раздробили в муку кости и порвали все сухожилия. Но он не признался. Тогда начали жарить его пятки, но и это не помогло. Его истязали двое суток, и все это время он оставался в сознании. Кончилось тем, что устал палач, и все равно человека повесили. Обосновали тем, что он признался во всем, подделав подпись. Так что итог один. А так она почти не мучалась. Она согласилась со всеми пунктами обвинения, и теперь исповедуется в присутствии инквизиторов.
− Когда казнь?
− На рассвете. С первым лучом солнца. Их будет пятеро, все молодые девушки.
− Спасибо за рассказ, Педро. Скажи еще, она меня вспоминала?
− Да, она звала вас по имени, много раз. И плакала, что больше вас не увидит.
− Спасибо, Педро, – Виттор прослезился. Он достал десять дублонов. – Помолись за нее.
− Удачи вам, сеньор. Храни вас Бог! – Педро встал, сделав вид, что не заметил денег на столе. Он был выше этого.
− Боже, за что это? – Виттор озвучил вслух свою мысль. – Неужели завтра эта безгрешная и чистая девушка будет мучаться на костре по воле этих… – он замолк.
− Сеньор, Бог милостив. Может, она будет недолго мучаться, – Педро перекрестился и пошел к столу своих друзей. Его до глубины души трогала боль этого молодого и красивого человека, который с любовью терял все, что имел.
Перед рассветом Виттор стоял в небольшой толпе, которая собралась возле пяти столбов. До начала аутодафе оставалось не более получаса. Повозки с осужденными уже прибыли, и стояли в стороне, в окружении солдат. Монахи таскали вязанки с хворостом. Серые сумерки начали рассеивать ночную мглу, трава покрылась росой, и по-над землей стала подниматься легкая туманная дымка, обещавшая жаркий день, который пять осужденных девушек уже не увидят. В толпе не было случайных любопытных и зевак. Все пришедшие были родственниками жертв, так или иначе узнавшими по своим каналам о месте и времени казни. Виттор искал отца Анны, но не нашел его. Он подумал, что старый Доминго не знает о казни, но Виттор ошибался. Себастьян и не мог узнать о ней, так как стариково сердце не выдержало переживаний, и вчера под вечер старого Доминго не стало. Это лучше, наверное, чем доживать в одиночестве свой век, постоянно вспоминая о казненной дочери. Себастьян умер не мучаясь, мгновенно. Другое ожидало Анну. Нет предела страшной фантазии инквизиторов. Зная, что человек в пламени костра страдает не больше пяти минут, они стали заменять обычные дрова сырыми, и приковывать осужденных на вершине высокого столба. Так человек медленно жарился в течение часа, испытывая страшные мучения. Виттор не мог смотреть на казнь любимой, но ноги сами привели сюда, и он стоял в ожидании, надеясь увидеть ее в последний раз. Все происходило как в бреду, ни одной мысли не осталось у де Ихо, ни одного чувства. Были только животные инстинкты, какие есть у собаки, которая привязана к своему хозяину, и даже мертвого не может его оставить.
Девушек привязали к столбам, монахи с факелами встали наизготовку. Отец-инквизитор сказал какую-то речь, в смысл которой Виттор даже не вслушивался, и после этого поднялось пламя. Сырые дрова сильного жара не давали, горели плохо, но горели. Столбы, которые для больших мучений жертв обили железом, начали медленно нагреваться. Первые лучи солнца осветили казнь, видимость сразу улучшилась, и Анна различила в толпе своего любимого.
