Игры с Вечностью - страница 35

– Ты так внимательно на меня смотришь, – она немного застеснялась.

– Любуюсь. Я серьезно, выходи за меня. За мной ты будешь как за каменной стеной. Я могу переехать в Париж, если тебе не по душе этот дом.

– Ты ради меня оставишь своих близких?

– Не задумываясь. Я здесь никому не нужен, пойми. Я один среди родственников. Здесь никто меня не любит так, как любили два умерших брата и мать. А так… у каждого своя жизнь, и моему приезду обрадовались ничуть не больше, чем обрадовались бы покупке породистого скакуна для Дерби.

– Понятно. Одно я тебе скажу точно – ты уже в моем сердце, а как будет для нас лучше, я придумаю. Мне пора, отдохну немного, – они уже стояли в холле.

– Отдохни. Я тебя вечером опять жду в гости, – от его улыбки растаяло бы сердце даже снежной королевы.

– Ой, каким ты это тоном произнес… – она игриво подмигнула и добавила: – До скорого.

Но встреча состоялась раньше, чем предполагали. Вернувшаяся в гостиницу Анна встретила там слугу отца, Пьера с важным письмом от Гленн. Она писала, что Поль, отец Анны, попал под карету на обледенелой мостовой, и находится в очень тяжелом состоянии. Анна, едва сдерживая слезы, кинулась наверх собирать вещи. По пути на вокзал она заехала к Виктору, моля Бога, чтобы он никуда не ушел. Она не могла не заехать на прощание. Судьба была благосклонна к ней, и хозяин особняка находился дома. Анна как вихрь влетела в холл, ошеломив тем самым манерного дворецкого, и громко позвала Виктора по имени. Он появился через секунду, перепрыгивая через ступеньки, сбегая вниз.

– Что случилось? – от его обычной выдержки не оставалось и следа, только беспокойство и страх на лице. Он понял, что она вот-вот уедет, и забежала попрощаться. Эта мысль пришла интуитивно, и он больше всего на свете боялся потерять Анну.

– Отец. Он очень пострадал. Несчастный случай, – она говорила отрывисто, силясь перевести дыхание от бега.

– Я понял. Тебе необходимо уехать. Я велю запрягать ландо, у меня самые быстрые лошади в Вест-Энде, мигом прибудем в Дувр…

– Не надо, слуга отца уже взял билеты на поезд. Спасибо за беспокойство. Я приехала попрощаться… – она подбежала к нему, и кинулась на шею.

– Анна. Как мне тебя будет не хватать! – он обнял ее, и поцеловал. – Ты же вернешься? Ты же приедешь?

– Конечно. Конечно, приеду. Даже не думай об этом. Может через месяц, но обязательно. Как только отец встанет на ноги, я вернусь.

– Ты выйдешь за меня? Скажи сейчас.

– Выйду. Но не будем об этом, у меня сердце за отца болит, я…

– Да, конечно. Поезжай, я буду ждать. Если надо, то и годы. Только вернись.

– Вернусь, – она заплакала. – Вернусь.

– Мне на ум пришли два слова, откуда они я не знаю, но отчего-то мне кажется важным сказать их. Калье Роса. Тебе это не знакомо?

– Знакомо, – она вздрогнула. – Как будто костер лизнул сейчас мои ноги. Странно… Я напишу. Жди.

– Прощай… – они поцеловались, и девушка выбежала на улицу…

Одинокий старик склонился над столиком в таверне. Перед ним стояла кружка крепкого пряного эля, в тарелке расположился здоровый кусок остывшей бараньей ляжки с овощами, но старик, казалось, не замечал их. Он читал строчки, выцарапанные на деревянной столешнице с помощью штопора. Видимо, писавший тоже страдал и маялся прошлым. «Я открыл много дверей, но лишь за одной мне были рады. Я хочу вернуться туда, но время утекло». Получался какой-то белый стих, так как happiness и loss рифмоваться ни в какую не хотели, но писавшему, судя по почерку, выдававшему крайнюю степень опьянения, было на это плевать. Старик оглянулся по сторонам, и быстро выцарапал лаконичное «Аминь» под строками доморощенного поэта. Потом он глубоко вздохнул и за пару глотков выпил полкружки эля. Время, двери, рады. Эти слова крутились у него в голове, и он готов был подписаться под каждым из них. Так и в его жизни. Он ждал много лет, но она так и не приехала. Не вернулась, хотя обещала. Он не женился, детей ему Господь так и не дал, но его племянники и племянницы обожали старика и одарили его таким количеством внуков, что он не всегда мог вспомнить их по именам. Но это все так, для сердца и души, хотя даже среди этой хохочущей своры он был не до конца счастлив. Говорят, годы излечивают, но это все бред, как понял Виктор Эван Макнэрн. Он любил ее на склоне лет так же, как и тогда, в молодости. Ничего не изменилось. Ровным счетом ничего, только вот боль усилилась. Он много раз еще тогда, давно, хотел сорваться в Париж и увидеться с ней, но понимал, что это ни к чему не приведет. Она, как он понял, вышла замуж за того Жана, и быть может, счастлива с ним. Может, он ошибся, что она сорвется от мужа, влюбившись в кого-то? Она выбрала тихую гавань. Что же, главное, чтобы так было лучше для нее. Видимо, она перегорела. Или страх, все-таки оказался сильнее чувств, если она не вернулась? Кто его знает… Чего теперь гадать и жалеть? Он так и не поехал в Париж. А зачем? Смутить ее? Нет, он этого меньше всего в жизни хотел. Не стоило оно того. Он не испытывал к ней зла или обиды, выбор есть выбор и стоит с ним смириться, тем более ничего не изменишь. Жива ли она? Столько лет прошло.… С этой мыслью он отодвинул недоеденную ляжку, посмотрел на часы-луковицы на серебряной цепочке, и рывком допил эль. Час ночи, пора домой.