Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - страница 32



Видя вокруг себя гардистов с равнодушными лицами, в черной форме, с ружьями, самые юные девочки разрыдались. Матерей, пытавшихся пробиться к колонне и обнять дочерей, охранники отпихивали назад. Эдита отчаянно всматривалась в растущую толпу, пытаясь отыскать родителей. Наконец нашла. Расплакалась еще сильнее. Звучали взволнованные крики: братья, матери и отцы, дяди и тети, двоюродная родня, дедушки, бабушки, друзья… Звучавшие в холодном воздухе имена перемешивались с молитвами. Сколько же девушек там было? Более двух сотен. А сколько слез? Не счесть.

«Мы были так напуганы, что в голову никакие мысли не лезли, – вспоминает Эдита. – Все вокруг нас плакали».

Оплакивание. Слезы и прощальные взмахи рукой. Прощание и слезы. С гор дул сильный мартовский ветер. Лея схватила Эдиту за руку, чтобы сестру не унесло ветром вместе с гниющими листьями и тоской.

На вокзале стоял готовый к отправке пассажирский поезд. Девушек завели на платформу, и они принялись карабкаться в вагоны, втаскивая чемоданы по металлическим ступеням. Они столпились у окон и махали на прощание своим родителям и родственникам. Лу Гросс был слишком маленьким и не запомнил, ходил ли он на вокзал прощаться с Аделой, но Дебора и все остальные члены семьи там были.

– Когда мы снова увидимся, я буду уже замужем! – кричала Дебора. – Я буду скучать по вам! Адела! Лея! Анна!

Высунувшись из приоткрытых окон, девушки кричали в ответ:

– Не волнуйтесь! Я скоро вернусь! Я вас люблю!

В толпе соседей, родственников и всего собравшегося там Гуменне Эдита расслышала голос матери: «О Лее я не беспокоюсь, она сильная. Но Эдита… Она же совсем хрупкая».

Прозвучал паровозный свисток. Состав тронулся. Глядя, как Гуменне тает вдали, Марги Беккер попыталась поднять подругам настроение, и другие последовали ее примеру. Клари Атлес, которая была повзрослее Марги, выступила с зажигательной речью, напомнив старшим девушкам, что они теперь должны взять на себя роль родителей и помогать младшим. Потом Гиззи Циглер немного подразнила Аделу. Кто-то затянул песню. К пению присоединилась Гелена, обладательница роскошного сопрано. Юный оптимизм взял верх, и к девушкам вернулся дух приключения. Они – на пути в большой мир. Они – вместе. Их просят выполнить какую-то работу для правительства. Они теперь взрослые. Вскоре все присутствующие почувствовали эмоциональный подъем, неведомое стало казаться не таким уж страшным. Даже мысль о том, что они, вопреки еврейским традициям, едут куда-то в Шаббат, придавала им уверенности в себе. В честь святого праздника Марги и другие девушки поделились едой, которой их снабдили матери, с подругами и с теми, кто ехал с пустыми руками, у кого весь день крошки во рту не было.

На одном из поворотов вдали показались высокие пики Швейцарских Альп. Величественные белые вершины сверкали в лучах заходящего солнца. Высунувшись из окон, девочки радостно закричали, указывая на Герлаховку[26].

Некоторые из деревенских видели Высокие Татры впервые. Исполненные патриотического подъема и ощущения высокой цели, девушки запели национальный гимн Словакии. Голоса Эдиты и Леи заглушали шум паровоза.

Над Высокими Татрами – молнии,
Раскаты грома гремят в горах.
Так остановим же их, братья!
Пусть навеки они уйдут.
Словаки воспрянут духом.
Словакия долго спала.
Но горные громы и молнии
Поднимут ее ото сна.

Уже почти стемнело, когда поезд вдруг резко остановился в Попраде. В бодром, жизнерадостном настроении девушки выгружались со своими чемоданами на платформу, где их ждала бригада гардистов со стеками в руках. Это были не те мальчики, которых они знали в детстве. Это были жестокие мужчины с каменными лицами. Криками и ударами плеток они погнали девушек вперед. Зазубренные пики Высоких Татр, которые еще недавно наполняли их сердца патриотизмом, теперь казались холодными и грозными. Все, что представлялось странным, теперь стало еще непонятнее. Впереди их ждали двухэтажные казармы. «По крайней мере, нам хотя бы скажут, что будет дальше», – подумала Эдита, почувствовав себя покинутой и усталой. Но их никто не встречал – никаких приветственных делегаций или воспитательниц, как в школе, – какая-либо организация здесь вообще отсутствовала. Девушки шагнули внутрь массивного здания, пытаясь в растерянности понять, где же они будут спать. Не дождавшись разъяснений, кое-как соорудили себе подвесные койки и свернулись в них калачиком. В опустившейся темноте пустой казармы звучало лишь эхо всхлипов, девушки так и проплакали, пока не уснули.