Вижу, они ремонт сделали.
Стены, затянутые черным шелком с белым тиснением сразу окунули в шикарно-мрачную атмосферу. Люстры под потолком, квадратные, в тяжелых металлических рамах, были тусклыми. Дизайнеры делали ставку на красоту, а не освещение – со своей ролью они не справлялись.
В конце комнаты я увидела сестру. Съежившись, она утопала в кожаном диване. Глаза в пол, перепуганная, но, похоже, цела. Слева от нее, по-хозяйски откинувшись на спинку и забросив сверху руку, развалился мой бывший. Бывший друг, любовник, возлюбленный.
Главный хищник нашего города.
Лицо Руслана грубее, словно вытесанное из камня. Темные волосы он коротко стрижет и своим видом озабочен не так сильно, как Зверь. Тоже здоровенный – по-другому бы не получилось. Оба высокие, крупные, злые – они похожи, потому что у них одинаковое животное.
Двухнедельная щетина начала оформляться в бороду, хотя обычно он ее не носил. Он и раньше брился два-три раза в месяц – не придавал значения, в отличие от Зверя. Вот тот всегда чисто выбрит. Его щетине максимум могло исполниться два-три дня.
В расстегнутой рубашке я видела темные волосы на груди и дорожку внизу живота, которая заканчивалась где-то под застежкой джинсов. Он был в черном, татуировки на смуглой коже сливались с одеждой.
Он улыбнулся, как только я вошла.
Я остановилась у порога, а Зверь пошел к дивану. Сестра сжалась. Успела познакомиться с мальчиками поближе?
– Привет, – Руслан подобрал со стола рюмку и приподнял. – За тебя.
На низком черном столе батарея бутылок и четыре рюмки.
Из двух пили – видно по следам на донышке. Заприметив соль и нарезанный лайм, я поняла, что ребята баловались текилой. Вдвоем. Сестра не пила, хотя ей предлагали – с краю стояла полная рюмка. Была и четвертая – пустая. Для меня.
– Проходи, – Рус облизал губы и выпил свою рюмку до дна. – Угощайся, дорогая.
– Спасибо, не надо, – ответила я.
Зверь упал на диванчик рядом с сестрицей и приобнял ее, как подружку. На лице появилось страдальческое выражение, но она не издала ни звука – умная. Не показывай хищнику слабостей. Особенно, если он садист.
Лезвие уперлось ей в щеку, не надавливая, медленно поползло по коже. Зверь ласкал острием, но смотрел с таким видом, будто это его язык. Со сладострастным, вот каким.
– Убери нож, – хрипло сказала я и откашлялась.
Надо бросать курить. Раньше я не хрипела.
Он не среагировал.
– Я сказала, – повысила я голос, – убери нож от лица моей сестры, Зверь! Я тебя с ложки поила, а ты моей сестрице рожу режешь?
– Я твоя сестрица! – прорычал он, вновь со звериным хрипом.
– Кирилл, хватит, – сказал Руслан и усмехнулся. – Лучше покажи ей.
Зверь со смехом задрал майку, обнажая мускулистую грудь. Шрамы, шрамы, шрамы. Тонкие линии от ножа, белые, зажившие – они складывались в буквы.
«Оливия».
Я хмыкнула и взглянула ему в глаза, искрящиеся от смеха.
– Ты вырезал мое имя на груди?
Он заржал, радуясь, что я сумела прочесть.
– Ты псих... И ты ему позволил? – я повернулась к Руслану.
– А что я мог сделать? – удивился он.
Он расхохотался и я поняла, что на самом деле ему нравится эта больная игра. Игра, в которую мы когда-то играли втроем.
– Отпусти сестру, – попросила я.
Просто попросила, как раньше просила обо всем.
Прошу тебя, брось свои игры – я устала. Я больше не могу играть.
Он все равно выиграет. У него преимущество, с которым ничего не сделать.
Руслан знает, где у меня болит сильнее всего.
