– Знаете, чего бы мне сейчас хотелось, больше всего мистер Бауман – тихонько сказала Мэри.
– Чего же?!
– Познакомится с этой удивительной женщиной, и поговорить с ней хотя бы однажды.
– Да, мне тоже, мисс Мэри. Мне тоже. – Я прошу прощения, мне нужно удалиться, поприветствовать гостей.
– Да. Конечно, я понимаю. Я пока прогуляюсь по третьему залу.
И Мэри уверенно открыла дверь в следующий зал, но застыла в тот же миг, прямо на его пороге.
Высота потолков зала – поражала. Она была просто огромной. И во всю высоту огромной стены висел портрет девушки. Этот холст был невообразимой красоты. Девушка выглядела великолепно. Почти что нереально, а точнее сам портрет – он был живой.
Это полотно передавало румянец и тепло ее белоснежной кожи. Цвет ее бездонно голубых глаз. Чувствовался даже запах ее темных локонов, которые спадали по изящным плечам. Они пахли лавандой и жасмином. Мэри готова была клясться, что она чувствует этот аромат, и он исходит от картины. Эта вся нежность, исходящая от портрета, была чем-то таким наполняющим теплом и спокойствием внутри.
А еще восхищением. И это было дивное чувство.
Около Мэри, застывшей в дверях, снова оказался тот англичанин.
– Невероятная картина, правда?!
– О, да!
– Как Вы считаете, могла ли четырех летняя девочка начать писать такую картину и закончить в восемнадцать лет, по одной лишь только памяти?
– Что?!
– Я про историю написания картины. Говорят, что написала ее, дочь той самой женщины, Софья в четыре года. Вроде как ей передался дар! – он кивком головы указал на картину.
– Это она?
– Вы видите сходство?
– С Софи?
– Нет. С Вами?
– Почему бы Вам не спросить это у меня? – послышался сзади голос Софи.
Она подошла ближе и все трое вошли в зал. Приблизились к картине.
– Я действительно сама писала эту картину. Но не в возрасте четырех лет. Называйте это умением, искусством, даром если хотите. Я сделала свой первый мазок на этом холсте в тринадцать лет и рисовала картину на протяжении пяти лет. Это давало мне ощущение ее присутствия рядом в моей жизни. Да. Я лишилась Марели в возрасте четырех лет, но до сих пор помню то, как она учила меня рисовать красками в нашем саду. И запах ее волос, и румянец кожи. Все это я помню, как сейчас. Я думаю, Вы тоже это ощущаете. Да. Это моя картина! Что помогло мне ее написать?! Это – безграничная, несломленная, и вечная любовь к ней! Она будто бы была со мною рядом и направляла кисть в моей руке.
А если у гостей возникают какие-либо вопросы, по поводу картины, нет необходимости обсуждать их за спиной автора. Вы можете задать все интересующие Вас вопросы мне, и я с радостью отвечу. Приятного вечера!
– Вы знаете, а я верю этой девочке – повернув голову в сторону Мэри, сказал англичанин.
– Вы тоже заметили страсть в ее глазах, когда она защищала свое произведение?
– О, да! Такое чувство сложно подделать. Есть еще одна вещь, которую я заметил.
– Какая же?
– Ваше определенное сходство с этим портретом. Если бы не эта пламенная речь создателя, то уже подумал бы о них, как о дилетантах. И о том, что для этих людей не существует ничего святого. Но моя интуиция подсказывает мне, что здесь кроется что-то другое. Не одна ли это из причин, из- за которой, Вы остановились при входе? – продолжал говорить мужчина в белом костюме.
– Вы сейчас всерьез?
– Мисс Мэри, это только предположение. – И англичанин встал перед девушкой, очень близко войдя в ее личное пространство и коснувшись рукой ее волос. – А что если бы Ваши золотые кудри были темными? Разве Вам не приходило это в голову?
