– Это же мама!
– Очень похоже! – с нежностью сказала Эмма Владимировна. – Надо повесить этот портрет в рамочку!
Жюль перевёл взгляд с мамы на рисунок. Глаза его стали ещё больше. На мордочке жирафчика отражалась сложная мыслительная работа.
– Ты не можешь выглядеть так, мама Эмма! Это анатомически невозможно! – изрёк он после паузы.
– Ты издеваешься? – вскипела Элла.
– Это объективный анализ данных. Впрочем, стиль можно выдать за абстракционизм, но даже сквозь призму этого…
– Да ну тебя! Я с тобой больше не дружу, ты гадкий! – Элла развернулась и ушла.
Мама позднее поведала ей, что случилось потом.
Огорчённый жирафчик хотел пошлёпать за девочкой. Он явно не понимал, что сделал не так. Эмма Владимировна остановила его:
– Подожди, Жюль. Ты понял, почему Элла обиделась?
– Догадываюсь. Наверное, потому что детей нужно хвалить за рисунки вне зависимости от художественной ценности работы, так?
– Не совсем.
– Тогда объясни мне, мама Эмма.
– Обидно, что ты не оценил старания и вложенную душу. Жюль, красивый рисунок – это не всегда совершенство линий и композиция. Иногда важнее чувства, которые люди вкладывают в своё творчество! Для меня этот портрет ценнее любого шедевра в Третьяковской галерее! Потому что я знаю, каких трудов эта работа стоила моей дочери! Да, сходства со мной нет, но иногда рисунок просто должен быть с душой, чтобы понравиться!
Жюль ещё раз посмотрел на картинку.
– Получается, сквозь призму любви всё красивее? – жирафчик помолчал. Анализировал. – Если вы, люди, вкладываете чувства в какую-то вещь, она становится для вас ценной?
– Молодец, Жюль! Верно усвоил. Звучит довольно тривиально, согласна, но ведь это правда.
– Мне сложно понять, почему искусство может быть эмоциональным, а не только технически правильным, мама Эмма, но придётся принять как данность и зафиксировать, – вздохнул жирафчик.
Позже Жюль робко подошёл к насупленной девочке и наклонил свою плюшевую голову к ней.
– Элла… – тихо позвал он.
– Не подлизывайся!
– Я не хотел обидеть тебя, просто пока не всегда понимаю вас, людей. Прости своего глупого жирафчика!
Элла украдкой взглянула на него, но тут же демонстративно отвернулась.
– Я не знал, что любовь можно нарисовать! Мама Эмма сказала, что это чувство всё делает красивым. И если ты что-то делаешь от души, то оно ценно. Смотри, Элла! Взгляни же!
Девочка повернула голову. Жирафчик протягивал ей листок формата А4. С него на девочку взирала нарисованная фломастером каляка-маляка, из головы которой вылетало привидение.
– Я нарисовал тебя, Элла! – выдохнул Жюль.
– Да? – недоверчиво спросила девочка, разглядывая рисунок. – А что за призрак у меня из башки летит?
– Это душа! – пояснил жирафчик.
Элла прыснула.
– А что смешного? Мама Эмма сказала, чтобы рисунок понравился, он должен быть с душой.
Элла улыбнулась, с нежностью глядя на Жюля. Не от мира сего, наивный, но такой честный и милый. Она крепко обняла Жюля за шею:
– Жирафчик, ты – мой лучший друг.
– Тогда в следующий раз напиши мой портрет, – попросил Жюль. – Я стану считать эту картину самой красивой в мире! Ценнее, чем все шедевры в Третьяковской галерее!
Вероничка растроганно улыбалась:
– Он был таким милым, хоть и глупышом!
– Как-то я ему сказала: «Какой же ты у меня дурачок!»
Жирафчик тогда огорчился:
– Поясни, что именно в моих действиях было некорректным на этот раз, Элла.
– Да нет, всё хорошо! Я просто так сказала… ласково.
