– Ну давайте вашу лекцию, – смиренно вздохнул Сингапур.
– Ну вот, – с облегчением человека, оказавшегося, наконец, под защитой родных стен, заметно осмелев, произнесла Лиза и величественно открыла перед ним первую страницу, с которой улыбался все тот же благонравный старичок в синем костюме и под ручку всё с той же благообразной старушкой. – Это преподобный Мун и его супруга, – представила Лиза старичков.
– У него четырнадцать детей и шестьдесят два внука, – умиленно вставила какая-то девушка в сарафане, стоявшая в дверях одной из комнат.
– Вы наверняка знаете журнал «Нью-Йорк таймс», – продолжала Лиза. – Так вот, этот журнал издается при содействии церкви «Объединения» и преподобного Муна, и…
– Так, стоп, – прервал ее Сингапур. Данил напрягся. – Мы, по-моему, не за этим сюда пришли. Вы мне собирались объяснить преимущества вашей религии перед остальными, а слушать житие преподобного… Давайте сразу к главному, – он загнул мизинец, – Во-первых: по вашему, ваша вера лучше – что вы отрицаете, как сказала Лиза, общепринятые символы – как крест, иконы, свечи и прочее, и радеете за нравственность и целостность семьи – это второе. Всё это замечательно – с нравственностью не поспоришь. Но, надеюсь, это не предел?
– Если вам действительно это интересно, – недоверчиво, но, всё еще улыбаясь, произнес Валера. – Если вы находитесь в поиске истины, то я могу вам помочь.
– Конечно, – серьезно кивнул Сингапур, добавив, – мне крайне интересно понять вашу веру.
Все еще настороженно, то и дело оправляя свой с иголочки костюм, Валера спросил:
– Вы верующий человек?
– Вера слепа, – отвечал Сингапур сдержанно. – Как я могу довериться какому-то Богу, когда даже не уверен, есть ли он вообще, – нетрудно было заметить по тону, что Сингапур провокатор: уж очень хорошо Данил знал его манеру вести дискуссию; и теперь, незаметно трогая, примеряя в ладони, горлышки бутылок, стоявших на полу в пакете (готовый использовать их как оружие), он был готов ко всему.
– Наша вера не слепа, – значительно улыбнувшись, произнес Валера.
– О как. И? – Сингапур скрестил на груди руки и со вниманием откинулся на спинку стула.
– Православие и прочие религии, – всё свободнее продолжал Валера, – призывают слепо верить в Бога, делая из человека покорного безответного недочеловека.
– Так, так, – нетерпеливо закивал Сингапур.
– Мы же учим человека быть свободным, и в первую очередь – от предрассудков. Православие пугает всех, изображая Христа мучеником – оно пугает человека крестом, крест есть символ страдания. Но человек рожден для радости. Рожден быть свободным. Он вправе выбирать свой путь. Православие же призывает человека поститься – морить себя голодом; во всем оно подчиняет человека себе. Но человек вправе выбирать свой путь и свою веру. Православие лишает его этой свободы – еще в младенчестве, совершив над ним обряд крещения, уже в детстве надевая на него крест, что бы он знал, что рожден для страдания – нести свой крест. Оно лишает человека радости и свободы. Мы освобождаем человека от этой кабалы – от чувства вины. Мы объясняем ему, что он рожден для счастья. Мы рассказываем ему о нашей вере, и он понимает, не слепо верит на слово, а понимает разумом, что наша вера – истинная.
– Вы что, можете мне разумно (может – даже логически?) доказать вашу веру? – Валера кивнул. – Вы можете логически объяснить мне, почему я должен верить? – Валера кивнул. Странно посмотрев на него, Сингапур еще раз оглядел стены с портретами, обернулся к Лизе, уверенно смотревшей на него, даже на Данилу глянул, так, точно у всех хотел убедиться, не послышалось ли ему. – Вера может быть логической? Наличие Бога можно доказать как теорему? – спросил он так тихо, точно боясь, что не дай Бог кто услышит и праведным громом, по башке ему. Он, даже весь как-то сжался, задавая этот вопрос.
