Иисус. Картины жизни - страница 45

Для этого служения Иисусу и была дана вся полнота Святого духа. Прекрасно сказал один из толкователей (Гофманн): «Если прежде дух Божий нисходил на человека, чтобы тот донес до людей слово Божье, выполнив тем самым Его поручение, то теперь это было неким специальным призывом к воплощению Божественного замысла. Принимающий Святого Духа обязан был исполнять единую Святую волю Бога. Поэтому Он принял Духа Божьего в единстве с полнотой Его священной власти. Это выразилось в том, что снизошедший Дух проявился в виде телесного, ограниченного в пространстве существа. Раньше мужи Божьи тоже имели свое призвание, свое поручение и в большинстве случаев в той или иной степени были поставлены на служение священному делу Божьему на Земле. Так, о Моисее сказано, что ему Бог доверил «дом Свой», Свое священное дело, чтобы он, насколько мог, содействовал ему. Однако эта миссия или призвание были всегда ограниченными, как в меру несовершенства конкретной эпохи (поскольку полнота времен еще не наступила), так и в меру личного несовершенства тех мужей. Все это отчасти и определяло, насколько они могли этот Дух воспринять. Иисус же имеет на себе всю полноту Духа Святого, как по причине Своего призвания, обязующего Его довести Дело Божье до победы, так и в силу Своего происхождения. В нем коренилась личность, которая впервые за всю историю человечества стала обиталищем Святого Духа, пребывающего в ней, чтобы жить в людях[42]. Все будущие проявления исключительной силы духа Иисуса, в частности, способность проникать в суть вещей, обычно ускользающую от других людей, мы вправе отнести к живущему в нем Духу Божьему. Пророки тоже обладали таким видением, но лишь отчасти, Спаситель же обладал им во всей полноте.

Крещение было поворотным моментом в жизни Иисуса, бесконечно превосходящим призвания на служение прежних мужей Божьих: Авраама, Моисея, Давида, Илии, Исаии и др. Как однажды Моисею, уже почти усомнившемуся в окончательном спасении своего народа, Бог внезапно сказал: «Я пошлю тебя к фараону; и выведи из Египта народ Мой», так здесь, правда несколько иным образом, Иисус в своей затаенной, смиренной тоске вдруг слышит «глас с небес глаголящий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение»[43]. Какой поворот в Его жизни! То время скромной, отнюдь не спокойной, а скорее тяжкой жизни, когда Он был ремесленником, неожиданно, чуть ли не в одно мгновение, закончилось. И перед Ним возникла задача, требовавшая, по сути, от Него стать уникальной личностью в истории рода человеческого. Более того, она даже включала в себя задачу, стоящую перед всем человечеством. Осознание Себя предвещанным Сыном Божьим в высшем смысле этого слова, поставленным во главе человеческих вещей, и не чисто внешне, а по существу, по духу, требовало для понимания этого в священной ясности и простоте, в вере и послушании уединенного духовного осмысления, полного самоотречения, смирения и детского простодушия. Нужно было, чтобы между двумя великими периодами Его жизни – прошлым и будущим – пролегло время погружения в собственные мысли. О Его возврате к прежнему обыденному занятию, со всем тем, что этому сопутствовало, не могло быть и речи.

Дух, сошедший на Иисуса, тотчас же вступил в права и «возвел» Его в пустыню. Возможно, там, в ее тишине, Его волновали мысли о Своем служении Отцу и той победе, которую Он должен одержать во имя всего рода человеческого. И сознание этого наполняло Его блаженством. Скорее всего, именно так и было, но вот что примечательно: Спаситель об этом ничего не рассказывает, а говорит лишь о жестокой борьбе, мерзких искушениях, подступивших к Нему, дабы осквернить Его призвание, перевести все на мирской, низкий план. Чувственные удовольствия, блеск чудотворения, власть над людьми смущали душу Иисуса, грозили совлечь Его с прямого пути бесхитростного исполнения порученного дела. Наверняка то блаженство поначалу отступило под натиском осознания Им всеобщей греховности мира. Ведь Иисус теперь знал, что Он – Сын Божий, ответственный перед Отцом за то, каков этот мир, каждая клеточка которого сплетена с грехом. Уже те обстоятельства, в которых Он оказался, несли на себе отпечаток безбожности мира и склоняли к мысли, будто от греха можно избавиться и некими земными путями, без помощи Бога. Сын же видел в них нечто пугающее, постыдное, очень близкое греху.