Иисус моей веры - страница 10

– Ты – Мартин!

Я узнал этот голос – он ответил мне по телефону. Почему-то вид его обладателя сразу стал вызывать отвращение. Ему было около двадцати пяти лет. Пропитанный запахом травы, он начал говорить что-то неразборчивое, и из его рта еще продолжал, не заканчиваясь, выходить дым, хотя косяк в руке уже не тлел.

– Я пришел к Иисусу, – невежливо вспомнил я.

Не обидевшись, человек направил палец в потолок. Наверху узкой лестницы меня встретили две двери. Постучавшись, я открыл дальнюю. Обнаружив новый свет в комнате, Иисус повернулась на его источник и подарила мне свою чудную улыбку. Она улыбнулась бы любому на моем месте, но все же это было приятно. Я счел ее эмоцию знаком приглашения и вошел внутрь.

Было шесть вечера. Угол кровати выступал в качестве стола, на котором лежали две книги и большая тетрадь. Рядом с согнутыми коленями находился закрытый блокнот в кожаном переплете. Я сел рядом с ним.

– Почему ты ушла?

– Почему ты пришел? Не люблю сократовские вопросы, но всеми нами что-то движет, да?

Мне нечего было сказать, и я пожал плечами. Начал осматривать комнату. На стене в дальнем углу отражались преломленные небольшой призмой лучи уходящего за деревья солнца. Не слишком яркие, они были единственным светлым объектом. Рядом с арочным окном, выпирая из орехового пола, стояло грубое кресло табачного цвета. Поодаль от него спряталось пианино. Над казавшейся твердой постелью висела старая школьная доска, истертая до деревянных проплешин. На ней с помощью малярного скотча крепились несколько маленьких листков, а рама доски была исписана черной краской:

Действуй на грани, сжигая мосты,

И, не страшась последнего боя,

Тело и разум свой унеси

В вечность – смесь солнца и моря.

Я задержал взгляд в этой части комнаты, так что повисло длительное молчание. Иисус заканчивала дописывать страницу в тетради, и я наконец решился возобновить диалог, спросив, чем она занимается.

– Это к понедельнику. Ничего особенного.

– А это, – я указал пальцем на доску, – тоже ты написала?

– Да. Можешь подойти поближе.

Я так и сделал. Неразборчивые издалека строчки превратились в четверостишия, каждое из которых дополнялось небольшими рисунками:

По моим венам течет океан.

Он не заменит утраченной крови.

Все, что я делаю, – самообман.

Все, что проходит, становится болью.

Огонь горит ярко, но пламя сжигает.

Время уносит все дальше мечты.

Каждый твой миг все умирает.

Но – что более важно – и ты.

Северный ветер захочет забрать

Все твои мысли о мире без стужи.

Он здесь затем, чтобы лишь убивать

Смертью забытые души.

Все люди спят, и они беззащитны.

Было, так есть и так будет всегда.

Но в моих снах тихо кричим мы:

Пепел как воздух, дым как вода!

– Это чудесно, – я попытался быть честным.

– Мартин, ты же не разбираешься в поэзии.

– Да, но меня… Меня эти строчки трогают. Пепел как воздух, дым как вода?

– Слоган саморазрушения.

– Здорово, – я улыбнулся, не до конца понимая смысл.

– Я закончила, и теперь мы с чистой совестью можем идти вниз, – Иисус захлопнула тетрадь и учебники, – надеюсь, последние строки возбудили в тебе призыв, – она запнулась в слове, – хотя для саморазрушения вдохновение никому не нужно.

Мне захотелось что-то ответить, но за неимением подходящих слов я просто кивнул и подошел к двери. Выходя из комнаты, я заметил на полке черно-белую фотографию маленькой девочки и мужчины, стоящего на колене рядом с ней. Было крайне интересно узнать, кто эти люди, однако страх спросить заверил меня, что данный момент неподходящий.