Землепашец надавил на плуг, и из-под стального клыка выползла наружу черная губа плодородного отвала:
– Мои предки жили так, и в этом бытии я не вижу ничего зазорного. Чтобы последовать за тобой, мне нужно увидеть, каков выйдет результат, если ты хочешь заставить меня прямо сейчас бросить плуг и поле и, нацепив крылья, отправиться к Солнцу, посеяв таким образом зерно новой жизни.
Икар, прекрасно понимая, к чему клонит его собеседник, только и развел руками:
– Солнце – это терра инкогнита для меня, Эльдорадо Кортеса, явь и мираж одновременно. Только прибыв туда, ты сможешь понять, как сажать искры в плазму, а дождавшись «урожая», познать вкус его.
На эти слова Землепашец усмехнулся:
– Перед посевом я нюхаю землю, так учил дед, и я боюсь, что сунув нос в солнечную пашню, я опалю волосы и ослепну раньше, чем увижу урожай. Я не пойду с тобой, тот, чье место определено заранее, должен обладать изрядной смелостью поменять его, мне такой подвиг не под силу.
Икар понимающе покивал головой и снял с прутика рыбешку:
– Это тебе.
– Я не ем рыбу, – Землепашец поморщился.
– Это не еда, это символ, – улыбнулся Икар.
– Символ чего?
– Нашего знакомства, напоминающего ловлю на живца и хоть и короткого, но общего пути, – в голосе молодого человека проскользнуло разочарование.
– Не люблю оставаться в долгу, – проворчал крестьянин и полез в карман. На свет Божий он выудил горстку пшеничных зерен.
– Все твои закрома? – рассмеялся Икар.
– Теперь твои, – Землепашец раскрыл ладонь.
– Спасибо, брат, – сказал Икар и, пересчитал зерна. – Десять, так и должно быть.
– Что должно? – удивился крестьянин, непонимающе глядя на странного собеседника.
– Не важно, хорошего сева, – снова рассмеялся Икар и, спрыгнув с пашни на нескошенную траву, засеменил прочь.
Глава 3. Икар и третий апостол
Сначала Икар услышал приглушенный лязг железа, затем сквозь листву стали пробиваться возбужденные крики людей и уже когда до путника окончательно дошло, что где-то неподалеку происходит вооруженная стычка, явственно прозвучал визгливый голос рожка, призывающего на помощь, после чего две стрелы срезали ветки ясеня над его головой. Икар резко свернул вправо с лесной тропинки, стараясь двигаться так, чтобы шум боя тревожил левое ухо, но продираясь через ореховые заросли, он запутался с направлением, запаниковал, а минутой спустя раздался еще один призывный рог, прямо перед ним, и лес неожиданно успокоился. Все произошло столь быстро, что Икар не глядя ступил на сухую ветку, выдавшую его положение треском, словно оружейная прислуга переборщила с порохом и бомбарда изрыгнула из чугунного чрева ядро вместе с невообразимым снопом искр и громоподобным раскатом. Юноша замер с поднятой ногой, прислушиваясь к последствиям своей беспечности. Три минуты спустя, когда согнутое левое колено затекло настолько, что удерживать его в подобном положении начала отказываться четырехглавая мышца бедра, очнулась сойка, за ней включились клесты, и уже через мгновение лес ожил общим многоголосьем своего пернатого населения.
Икар облегченно опустил ногу, выдохнул и… услышал впереди:
– Если ты друг, выходи на свет, если нет, сделай три шага назад и уходи с миром.
– Я друг, – поспешил уверить невидимого обладателя грозного голоса юноша. – Меня зовут Икар.
И испуганный путник, осторожно раздвинув ветви бузины, вышел на лесную поляну. Его взору открылась типичная картина небольшого, но кровопролитного сражения; в центре открытого места, через которое проходила тропинка, лежало поваленное, и судя по всему, не ветром, раскидистое дерево. На стволе дуба, а это был именно дуб, восседал рыцарь в доспехах, внимательно разглядывающий собственный щит на предмет повреждений, вокруг него в самых неудобных позах застыли солдаты, затеявшие засаду, все они были мертвы.
