Маша тоже.
Наледи не понадобилось. Маша запуталась в ногах. Не думал, что ее падение будет настолько сокрушительно. Она вскинула руки, рухнула, с размаху ударившись о ступени. Туловище колыхнулось, левая рука подломилась в локте, голова выдержала – показалось, что даже ступенька сломалась, не голова.
Проехала по ним и поднялась. Нож вошел в громоздкое тело, из спины не показался, но Маша этого и не заметила. Она поднялась и снова рванула за мной.
Я спешил вниз, Маша тоже поторапливалась и, конечно, запнулась еще раз. В этот раз она издала какой-то звук.
– Ох.
Почти по-человечески.
Несколько ступеней, и она ударилась о каждую, головой. Во всяком случае, когда она все-таки поднялась, голова у нее была не очень круглая и однородная. Но трупная Маша держалась, они упертые, эти мрецы, как что-то в башку вобьется, так только пулей выбьется. Перила в этом месте были не очень крепкие, проржавевшие совершенно, и я подумал, что можно столкнуть Машу вниз, пусть до первого этажа прогуляется. Перила ее не выдюжат – и полетит вниз с задумчивым свистом, а там шмяк, тело раздавит само себя.
Однако я почему-то ее не толкнул. Хотя и мог.
– Ох, – сказала Маша еще раз.
И остановилась, привалившись к стене. Вдруг. Только что она хотела меня загрызть, разорвать на кусочки и вообще уничтожить, и вот остановилась. Замерла, осталась стоять, помятая, погребенная сама в себе.
Я хотел вытащить нож, но подумал, что Маша может очнуться, так без ножа и остался.
Какое-то у меня странное настроение, наверное, от холода. Первый раз в жизни пожалел мреца. Точно, от холода. Мозг состоит из воды, она подмерзает, мозг не движется, все понятно.
Я спускался по лесенке мелкими шагами. Навстречу Егор. Торопился. В фигуре у него присутствовало что-то странное и нечеловеческое, я выхватил его лучом и обнаружил, что из-за спины Егора торчат многочисленные рога. Жизнь приобретала дурацкий вкус и размер. Ничего удивительного. Одинаковость не может тянуться бесконечно, не может быть все время страшно, случается и смешно. И глупо.
– Собрал. – Егор потряс рогами. – Там еще осталось много…
– Они хоть настоящие? – спросил я.
– Вроде. Крепкие.
Егор постучал рогами о стену.
– Крепость – не признак настоящих рогов, – изрек я. – Ладно, пойдем к Алиске, она в рогах разбирается.
– А ты это… – Егор посветил вверх. – Тетку прибил, что ли?
– Нет, – честно ответил я. – Она сама себя убила.
– Ага, понятно. Я это к тому… Я же там в сорок седьмой двустволку китайскую оставил…
– Ну, сходи.
– Да мне неудобно, – Егор встряхнул рогами. – Цепляются, заразы, скользко… Рога мешают.
– Понятно. Хорошо, сам схожу.
Я развернулся, и тут зазвенел будильник, громко и как-то неопрятно, отражаясь обрывками звуков от стен, Егор заругался, принялся стучать себя по боку, стараясь прибить строптивый механизм. Забавно, точно в кармане у него сидела беспокойная дребезжалка, робот, созданный для того, чтобы мелко пакостить своим хозяевам, кажется, раньше такие делали.
– Да ладно, – сказал я. – Пусть звенит, мне нравится. Хорошо.
– Мне тоже. Алиса просто нервничает. Она… Как ты думаешь, китайцы ее совсем вылечили? До конца?
– Похоже на то. Помнишь, как она палец позавчера порезала? До сих пор не зажило… А раньше… Китайцы в таких заболеваниях разбираются, можешь поверить.
– Да, точно… Значит, она теперь совсем нормальная?
Я пожал плечами.
– Алиса? Совсем нормальная? Это, братишка, не про Алису. Она… Сумасшедшая. Не безумная, нет, просто сумасшедшая, непредсказуемая. Она и так непредсказуемая, а после всего…
