…или – Долгий путь к бесконечности. Невероятные приключения её Прозерпины. Повесть - страница 9
– Ты поможешь мне? – безразлично спросил он через мгновение, все так же, не открывая глаз. – Ты не бросишь меня здесь умирать?
Тем же животным чутьём она поймала дыхание его власти над собой: он знал, что она уже не в силах оставить его. Ей стало жутко. И одновременно что-то тёплое защекотало у неё где-то глубоко внутри: она готова была терпеть любые мучения ради него. С этого мгновения сама себе она уже не принадлежала. Она не была уже Прозерпиной. Она уже не знала, кто она.
– Я не оставлю тебя умирать, хотя, возможно, оставить тебя было бы лучше для нас обоих, – она решила не играть с ним в прятки, он и так все о ней знал. – Я помогу тебе. Но как только ты сможешь ходить, ты уйдёшь отсюда. Навсегда. Иначе я сама убью тебя.
Он открыл глаза, и на неё снова брызнули два луча. Он улыбался. Он торжествовал. Они молча обменялись взглядами. Соглашение было подписано.
2.
Сколько времени прошло с того тихого летнего дня, когда она нашла его у ручья? Неделя? две? три? Всего месяц! А как в другой жизни.
…На его теле она не обнаружила ни одной царапины, ни одного ушиба, ни капли крови. Внешне все было в полном порядке. И потому сначала она растерялась, так как непонятно было, в какой помощи он нуждался. Он не мог сдвинуться с места. Все его тело при внешней целостности было не способно производить хоть какое-то движение. Только глаза жили. И мышцы лица иногда сокращались в улыбку. Ничего о себе юноша говорить не хотел. Иногда ей казалось, что он сам о себе ничего не знал. Временами – она видела в нем непорочность. Чаще – ощущала в нем какую-то непонятную ей силу и власть над собой, словно она была непорочной девочкой, а он искушал её и глумился над ней.
Отношения между ними складывались странно. Оба как будто что-то знали о своём будущем и не очень торопились его приближать. Она приходила к нему каждый день, кормила его, обтирала тело хрустальной водой ручья, а потом он засыпал, и она тихо уходила. Так как перенести его она не могла, то прямо на берегу ручья сложила для него жилище из веток и мха. За то время, что она ухаживала за ним, они не обменялись ни одним словом. Весь ритуал её прихода, кормления, омовения и ухода совершался в полном молчании. Только один раз, спустя неделю после того, как она начала приходить к нему, он спросил почти без интереса:
– А они знают, куда ты ходишь каждый день?
Она не ответила ему. Если бы они узнали, что она ходит к чужому мужчине, пусть даже юному, и, ухаживая за ним, помогает ему выжить, они бы выгнали её, а его бы убили. Чужие мужчины были опасны для их рода. Клановость соблюдалась неукоснительно. И ещё: она была собственностью другого мужчины. Её уже выбрали. Она знала, что и её, и его жизнь постоянно висит на волоске. Но ещё она знала, что если бы бросила его, он бы не выжил. А без него она жить не хотела. Поэтому она приходила каждый день.
И так прошёл месяц.
3.
…И так прошёл месяц.
Все так же светило милое солнце. Но оно уже было не летним. Тепла становилось все меньше и меньше. По утрам на траву иногда ложился иней, и вода в ручье стала ледяной.
Паутинки в воздухе тоже отлетали. Птичьи голоса становились все глуше и глуше. Только иногда какая-нибудь птица, видимо, забывшись, начинала верещать по-летнему. Но поскольку отклика со стороны птичьего мира не получала, очень быстро замолкала или переходила на тон пониже.
Ручей все так же звенел в тиши лесной чащи. Ничто за это время не нарушило покой и забытость этого места. Шалашик стоял на берегу ручья и придавал пейзажу некоторую уютность. Или ей так казалось… Потому что внутри него всегда она находила его – его яркие карие глаза встречали её ещё у порога.