Позиционные атаки требуют серьезной концентрации, потому что замедлившийся темп игры может привести к тому, что соперник, дождавшись удобного момента, неожиданно вспыхивает и всплескивает скоростным выпадом. Я должен был играть защитника, а потеряв бдительность и ощутив себя профессионалом после серии коротких пасов, я старался удивить всех своим видением поля. Я увидел Бауди, путавшего своим движением защитников, и хотел бросить мяч ему на ход, но в итоге растерялся и допустил глупейшую ошибку из всех возможных.
Некоторые ребята подбадривали меня. Арби сразу втащил мне по плечу, убеждая в том, что это ерунда, а Малик сразу подбежал, начав винить себя за неудобный пас.
– Нормально ты пасовал, не наговаривай, – отвечал ему я, пытаясь отвязаться от шума в ушах.
Мне было жутко стыдно, все в глазах расплывалось и укрывалось туманом, а щеки, работая на пару с солнцем, нагревались теперь еще и изнутри. Все становилось хуже, когда я видел, как Усман и Бауди недовольно крутят головой, а Заурбек, игравший в чужой команде, самодовольно хихикал.
Сулейман не стал ничего менять, и я был ему несколько благодарен. Потому что поменяй он мою позицию сразу после этого казуса – на какой-то момент я оказался бы в центре внимания, а это то, чего бы мне хотелось меньше всего.
Когда короткая сорокаминутная символическая игра завершилась с тем же счетом, который образовался после моей ошибки, Сулейман выстроил нас в полукруг, а сам, встав перед нами, начал перечислять имена тех, кто попали в команду. Все те, кто играли мало-мальски сносно (а кто-то и великолепно) – оказались в команде. Как и обещал, Сулейман внес нас с Арби в список.
– На самом деле это жестко, что у нас был только один отборочный день, потому что тут очень много толковых ребят, – сглаживал углы он. – Поэтому не расстраивайтесь, это не означает, что вы чем-то хуже. Но сегодня мой выбор таков.
Далее он продиктовал всем номер своего телефона, и попросил кого-то из нас заняться тем, чтобы мы создали групповой чат для обсуждения командных мероприятий и тренировок. Он обещал, что будет тренировать нас по высшему стандарту, и что сделает все возможное, чтобы мы выиграли турнир.
Когда мы освободили поле, наблюдавшие за тренировкой ребята вскочили с мест и помчали гонять мячи.
– Полная хрень… – запыхаясь, злобно выдул я.
– Чего ругаешься? – говорил Арби, разглядывая играющих. – Нормально было. Может, пойдем еще поиграем?
– Ты оставайся, я пойду с Сулейманом поговорю.
Арби пожал плечами и вернулся на поле, начав чеканить свободный мяч.
Сулейман, окруженный, стоял и отвечал на вопросы пролетевших мимо команды ребят. Они спокойно, без какого-либо недовольства спрашивали у него, за что они оказались вне состава. Я присел на трибуну ожидая, когда он закончит. Мне жутко хотелось оправдаться перед ним, чтобы он не считал меня бездарным, а еще мне казалось, что ему было стыдно включать меня в команду при всех, когда абсолютно каждый видел тот самый момент.
– Сулейман, – обратился к нему я, привстав, когда он направился ко мне. – Я хотел сказать…
– Я надеюсь, – он жестом разрешил мне сесть обратно и сам устроился рядом, – что ты не думаешь, что я зол на тебя из-за той помарки.
– То, что зол, не думаю. Но я хотел сказать… я ведь не защитник. И тем более не последний защитник… это вообще не моя позиция…
– Ты издеваешься? – он весело воззрился на меня. – Я не знаю на какой позиции играет единственный из моих родственников, кто любит футбол так же, как и я?
