Он коротко кивнул.
– А ты по какому делу-то к батюшке? – не унималась старушка.
– По личному, – ответил майор не глядя.
Он делал вид, что рассматривает иконостас, давая понять навязчивой бабке, что разговор продолжать не собирается.
– Ты постой здесь, он сейчас выйдет, – примирительно пробормотала старушка.
У майора появилась досада на эту назойливую бабку, и в голове возник простой вопрос: «Вот почему моя мать умерла, а эта, явно старше моей матери, живет?»
В церкви царил полумрак, электрические лампочки тускло светили из дальних углов, свечи перед иконами в массивных медных подсвечниках дрожали и мерцали в глазах святых, оживляя их скорбные лики.
Наконец появился отец Иоанн. Это был невысокий сутуловатый мужчина. Окладистая борода, скрывая часть лица, не давала определить точного возраста; нос картошкой держал на себе массивные очки в темной оправе.
Старушки моментально окружили его, по очереди прося благословения перед уходом. Они прикладывались к руке, а священник крестил их, склоняясь к их головам. Одна из них – та самая, что пыталась говорить с майором, – что-то сказала священнику и кивнула в сторону майора. Отец Иоанн подошел и, узнав его, тихо сказал:
– А, это вы…
– Да, это я, – подтвердил майор. – Вот решил проведать, посмотреть, как дела идут.
– Да у нас все по-прежнему, ничего нового. Никаких беспорядков нет. Люди рождаются, женятся, грешат, каются, болеют, умирают, – тихо пропел отец Иоанн.
– Да, – неопределенно ответил майор, а потом неожиданно для самого себя сказал: – Вот и у меня мать умерла. Около месяца назад.
– Очень вам сочувствую. Родителей тяжело терять, в каком бы возрасте они ни были. Как вашу матушку звали? Я молебен по новопреставленной отслужу.
– Ирина. Может, это вам странным покажется, но она верующая была.
– Почему странным? Для меня, напротив, странно, когда люди не верят. Ничего странного в этом мире нет, пути Господни неисповедимы. Нам не дано понять многих вещей. Вот почему Господь забрал ее сейчас, а не через десять лет или не десять лет назад? Мы этого никогда не узнаем, но надо верить, что все делается Господом нам на пользу, во благо, хотя порою это не очевидно.
– В чем для меня польза, что она умерла? Это вы перегибаете, просто так говорите.
– Многие вещи мы не понимаем и, возможно, никогда не поймем, – спокойно ответил отец Иоанн.
– Не знаю, нет в этом здравого смысла, – не зло, а как-то лениво ответил майор.
– Ну и ладно. Я отслужу молебен за упокой души новопреставленной Ирины. А уж кто верующий, кто неверующий, Господь разберется.
Глаза майора и отца Иоанна встретились.
– У меня есть клюквенная настойка, пойдемте помянем вашу матушку, – торопливо, как бы стесняясь своего предложения, проговорил священник.
– Пойдемте, – неожиданно согласился майор.
– Сейчас я двери закрою, – заспешил отец Иоанн.
Он закрыл главный вход в церковь и пригласил майора следовать за ним. Они прошли в маленькую комнатку рядом со служебным входом. Арочный потолок, беленые стены. Через побелку, как мускулы через кожу, выступают неровности кирпичей, иконы пред лампадой под низким потолком, вдоль стен – раскладной диван, крошечный столик, рядом – единственный стул с легкой дугообразной спинкой, простой книжный шкаф с вынутыми стеклами, вешалка, узенький высокий шкафчик с мутными стеклянными дверцами.
Отец Иоанн подошел к шкафчику и достал графин с гладкими стенками и длинным горлышком, закупоренный круглой стеклянной пробкой. В нем плескалась, как показалось в полумраке комнаты, красная жидкость. Он достал батон, столовый ножик, початую банку меда и большую плоскую тарелку. Отрезал два кусочка хлеба, помазал их медом – мед тянулся из ложки длинным, медленным, почти застывшим потоком, – только перелив света отмечал его движение. Наполнил две граненые рюмки. Потом повернулся к иконам и тихо, нараспев начал читать: «Отче, иже еси….»
