Иллюзия прогресса: опыт историософии - страница 3

В наше время широкое распространение приобрели так называемые «цивилизационные исследования», которые придают статус цивилизаций локальным (как и у Шпенглера) социокультурным общностям. Имеется в виду то значение этого понятия, которое восходит также к Данилевскому с его культурно-историческими типами. Такие типы, или «цивилизации» выступают тут как специфические религиозно-культурные традиции, достаточно развитые и широко распространённые, определяющие систему ценностей и образ жизни. Хотя мнения о числе цивилизаций различны, можно, видимо, всё же выделить четыре: антично-иудео-христианскую, арабо-тюрко-персо-исламскую, индо-буддийскую и дальневосточно-конфуцианскую.

Цивилизационные исследования заострили внимание на вопросе о самоценности социокультурного многообразия человечества. А. Зубов, например, видит преимущество южноазиатской и дальневосточной цивилизаций перед «загнивающей» западной в том, что им «удавалось сохранить свою духовно-нравственную компоненту, достичь внутреннего духовного обновления»[10]. Кроме того, такие исследования, как справедливо заметил М. Чешков, освобождают «научное сознание не только от формационной теории, но и – шире – от социоцентризма»[11].

Но верно и то, что истолкование понятия «цивилизация» исключительно как локального социокультурного образования чревато, по удачному выражению того же М. Чешкова, «соблазном идентичности». Представлению о мире как о целом противопоставляется идея фрагментированного мира; универсальные, или всеобщие, свойства исключаются в пользу свойств особенных; глобальное пространство предстаёт как совокупность локальных пространств.

Ясно поэтому, что для историософского осмысления судеб общества и человека в их единстве такого значения понятия «цивилизация» недостаточно. Более того, компенсация потерь, понесенных недооценкой социокультурного знания, не должна, в свою очередь, вести в исторической науке к недооценке представления о стадиальном развитии в принципе. Однако именно это отчасти и произошло[12].

В этой работе понятия «цивилизация» и «культура» трактуются в следующем смысле.

Под «культурой» здесь понимается объективация духовно-интеллектуальных усилий, на которые оказался способен индивид, и накопление их результатов. Объективация осуществляется через механизм памяти, язык и речь. Культура в этом смысле – это искусственно создаваемое новое качество, поддерживающее становление человека per se, в частности, система ценностей, которая задаёт индивиду нравственные ориентиры. Такое истолкование культуры основано на её противопоставлении природе. Культурно созданное, сотворённое человеком, т. е. искусственное (отсюда «культивирование» как преднамеренное изменение чего-то, данного природой), противостоит природному, стихийному. Нечто неупорядоченное, хаотическое – оформленному, осмысленному.

Цивилизация же в этом контексте объективирует уже объективированное[13]. Иными словами, не отличаясь принципиально от культуры (у Шпенглера, как мы видели, это в принципе различные вещи), но выступая как «приземлённая» по отношению к культуре сфера, цивилизация в не меньшей степени является условием особого мира человека, т. е. его онтологического «измерения». В то же время это понятие сохраняет своё значение и в качестве отглагольного существительного – процесса цивилизации.

Основной интересующий нас вопрос в том, действительно ли культура и цивилизация оказываются способными – каждая по-своему – так изменять социальность, что можно было бы говорить о прогрессе как о всеохватном стадиальном поступательном движении. Движении, в результате которого сообщество людей стало бы человечеством и «авантюра» бы удалась. На этот вопрос мы и будем искать ответ.