Иллюзия вторая. Перелом - страница 26
– Для него – одно и тоже.
– Я понимаю, понимаю, – акула произнесла эти слова медленно, напряжённо о чем-то думая.
Артак внимательно посмотрел на Агафью Тихоновну. Теперь промолчал уже он, ожидая пока процесс мышления выйдет вне и усядется рядом с пониманием.
– Скажите, Артак, а если предположить, – акула усмехнулась своим мыслям, – ведь единственное что мы с вами можем – это только предполагать, так вот, если предположить что его сознание не было дано ему разбитым от рождения, а было разбито потом, то как вы думаете – что случилось раньше? Он потерял своё целое сознание и оно разбилось при падении; или он разбил его, например, споткнувшись обо что-то, и только потом оно потерялось?
– Вы считаете это важным?
– Конечно. Если сначала сознание было потеряно, но не разбито – это одно, а если разбито, а уж потом потеряно – совсем другое, вы так не думаете?
Акула держала фонарь точно посередине между говорящими.
Дракон внимательно посмотрел ей в глаза и немного подумав, кивнул.
– Вы опять совершенно правы. Если сознание было разбито не изначально – не с самого момента рождения тела, а уже после, в течение человеческой жизни, то есть просто немного ранее, чем потеряно – всё становится ещё сложнее. В этом случае никто не может гарантировать что даже собрав воедино все осколки, мы получим какой-то результат.
– Но что же нам тогда делать?
– Действовать. Действовать, не смотря ни на что. Это мир действий, и он ждет от нас именно поступков, – Артак улыбнулся. – Всегда необходимо использовать язык, доступный собеседнику. А в данном случае – нашим собеседником выступает этот необычный, но от этого, не менее реальный мир. Более того – в этом мире только этот язык и существует и, следовательно, только он и может быть понятен. И говоря на понятном ему языке, мы сможем прийти к согласию, мы можем договориться. Мы сможем даже, если угодно, получить необходимый нам результат…
Артак замолчал, задумавшись, а Агафья Тихоновна уже раскладывала огромные поленища, которые доставала в пространстве, словно фокусник из-за спины, и мастерила из них гигантский костер, призванный из ниоткуда в попытке осветить окружающий их, и пока ещё непонятный им – мир дел, но не изделий…
Мир действий и поступков…
Мир следующего витка…
Мир после…
Мир НАД…
3
Костёр, подпаленный сразу с нескольких сторон, вспыхнул в одно мгновение. Он загорелся как-то сразу и мощно, и моментально – целиком.
Загорелся ярко, неотвратимо, загорелся наверняка.
Сотни, если не сказать – тысячи, может быть, и миллионы или миллиарды зеркальных осколков в тот же момент проявились из темноты – выступили из неё, пересекли границу тени и вступили в свет, отразив в себе самих источник этого света – трескучие и горящие поленища. Этот отраженный, хоть и осколочный, но жаркий и жгучий свет забегал вокруг, дрожа и подпрыгивая.
Свет кружил поземкой – яркий и голубой, словно снег в тихий, предрассветный час. Его лучи рвано освещали пространство, создавая и моделируя причудливые по своей форме и не вообразимые человеческим сознанием тени. Не вообразимые сознанием человека, но очень даже вообразимые сознанием общим, природным, ибо они были его неотъемлемой частью.
Уже отраженный, а значит и немного искаженный свет, внезапно пропадал и попадал, горя и искрясь, но уже на другую зеркальную поверхность этого вдребезги разбитого стекла – он отскакивал от неё, отдергивался, словно рука, прикоснувшаяся к раскаленному металлу и кузнечиком перепрыгивал на следующий осколок и снова отражался.