Человеческому глазу показалось бы – следствие меняло причину. Человеческий мозг подумал бы – будущее формировало прошлое. Но на то и было само человеческое тело ложью, а взгляд его – вымышленным и искажённым, чтобы находясь вне истинных причин и следствий, выворачивать реальность наизнанку.
Агафья Тихоновна, не переставая смеяться, подобрала один из крупных осколков и приставила его вплотную к другому, лежащему рядом. Их границы полностью совпали и с легким шипением соединились в один целый, в один цельный – они соединились в прочный, неделимый кусок.
Чистые мысли и смех изменяли уже прожитое прошлое с той же легкостью, как и формировали ещё непознанное будущее. Отличие было лишь в одном – прошлое этого мира являлось будущим для всех остальных миров. Ведь прошлое у мира действий и есть тот самый настоящий момент, в котором находятся все и всё. Или момент грядущий, уже обусловленный и зажатый в рамки совершённых поступков и действий. Других моментов, кроме настоящего, и наступающего каждый момент будущего, переходящего в настоящее, в человеческой, да и в любой другой жизни просто не существует.
Их не бывает и в пустой, но одновременно такой полной природе.
Мешки с вниманием в углу немного затряслись, будто с них сбивали пыль, однако продолжали хранить свои секреты. Как выглядело то, что было под мешковиной? Выглядело ли оно хоть как-нибудь?
На самом деле это не имело ни малейшего значения. Как бы оно ни выглядело – оно будет выпущено на свободу и растворено в окружающем пространстве. В своё, предназначенное именно для этого время.
Внимание и способность внимать, как действие, останется тут навсегда, в своей родной Вселенной – в мире поступков и действий. В человеческий мир вернётся лишь тело, способное внимать и чувствовать – вернутся глаза, способные видеть и познавать; вернутся уши, способные слышать; вернётся нос, наделённый обонянием; вернётся кожа, осязающая даже то, что не в состоянии увидеть глаза, а именно – тепло света и жар человеческих сердец.
Костер ярко пылал, а осколки, подгоняемые смехом и отличным настроением, сами собирались в свой пазл, формируя единое, огромное, бесконечное, неделимое зеркало.
Вновь собираемое зеркало было абсолютно без швов. Единое и цельное, как только что сорванное с ветки румяное, спелое, ароматное яблоко.
Зеркало номер один.
Первое и единственное.
Изначальное.
Зеркало ПРА…
Зеркало НАД…
4
В какой-то момент, наверное, в то время, когда все до единого, даже самые мелкие зеркальные осколки соединились в одно ровное, абсолютно всё отражающее полотно – оно, это полотно, каким-то непостижимым для ума и зрения образом и стало полом, стало основанием, стало поддержкой для этого мира.
Оно стало надёжной опорой для Артака и Агафьи Тихоновны.
Стало тем, на чём твердо стоят наши ноги, когда мы передвигаемся в пространстве. Тем, что ограничивает любую реальность, любой мир, любую Вселенную – тем, что поддерживает все существующие мироздания снизу.
Стало землей, но не в смысле планеты, а в смысле материи – точно такой же материи как огонь, вода или воздух. Стало поддержкой для пустоты, стало поддержкой для всего материально-предметного мира.
Зеркало стало той самой точкой опоры, о которой, видимо, и говорил Архимед, утверждающий что повернуть Землю возможно.
Землю, теперь уже планету.
Зеркало стало точкой опоры и новой точкой отсчета для вновь собранной человеческой реальности.
