– Ну и сколько же вам эскимо надо? – грозно прищурилась продавщица мороженого.
– Десять, – еле слышно прошептала Ленка. Я лягнул Ленку ногой.
– Пицот!
– Ну а деньги-то у вас есть? Или будем ждать, когда прилетит волшебник?
Ленка подкатила коляску к тележке и слегка тряхнула. Гора мелочи мелодично прозвенела перед глазами ошарашенной продавщицы. Я выгреб из шортиков три горсти мятых купюр и бросил их в коляску.
– Последние. Больше ни у кого нет. Вообще.
– И не будет! – добавила Ленка.
– Кризис, – поддакнул незаметно подошедший сзади Виталик.
– Мать моя женщина! – произнесла непонятную фразу продавщица. Она шумно выдохнула и принялась считать деньги.
Мороженое мы отвезли за гаражи, туда, где стояли турник для больших пацанов и две самодельные скамейки. Мороженое ели неторопливо, почти не разговаривая. Примерно через час Виталик замёрз и обкакался. Пришлось посадить его на другую скамейку, под солнце, и натянуть ему панамку на самые уши, чтоб согрелся. Виталик пустил слюни, завалился на бок и заснул. Меня тоже хватило ненадолго.
Когда я проснулся, уже стемнело. Виталика не было. Под его коляской белела большая лужа растаявшего мороженого. Возле скамейки всё было усыпано палочками и обёртками эскимо. Вокруг нас полукругом стояли родители, бабульки во главе с бабой Шурой, дядя Коля, несколько неизвестных мне людей в форме и без неё, и ещё почему-то продавщица мороженого. Мама выглядела напуганной, дядя Серёжа глупо улыбался. Я незаметно пихнул спящую рядом Ленку. Она с трудом открыла слипшиеся от засохшего мороженого глаза, икнула и туманным взглядом обвела стоящую перед нами толпу.
– Ой! Что теперь будет?
– Ничего, – ответил я. – И босый хуй в итоге.
Да. Я влюбился. Это произошло как-то незаметно, само собой. Мы вместе уже два года, но осознал я это только сейчас, когда она поцеловала меня за то, что я подарил ей одуванчик. Мы вместе ходили в садик, сидели за одним обеденным столом, спали на соседних кроватях, да что там говорить, даже наши горшки всегда стояли рядом – её с вишенкой и мой с черепашкой, но только сейчас моё сердце наполнилось неизвестным ранее чувством.
Всю дорогу из садика домой меня переполняло это нечто, бурлящее внутри. Оно кружило мне голову, щекотало и царапало все мои внутренности. Мама заметила, что со мной что-то не так и мне пришлось признаться.
– Наш-то влюбился, – сказала мама отцу после ужина.
– В кого? – отец одновременно читал газету, смотрел новости по телевизору и спал.
– В Настю Никифорову.
– А-ааааа… Эта… Ни сиськи, ни письки и жопа с кулачок!
– Дурак! Ты чего при ребёнке-то говоришь?
Но папа уже спал. А вот я долго ворочался в кроватке и не мог заснуть. Папа у меня умный – он использует много разных непонятных слов и умеет читать телепрограмму, а значит, он знает, что говорит. Мама не отрицала того, что сказал папа и это удручало больше всего. В отсветах уличных фонарей я пытался разглядеть свои сиськи, с замиранием сердца нащупывал в трусиках письку и с облегчением выдыхал, недоумевая, как без всего этого можно жить. Больше всего меня, конечно, смущала жопа с кулачок. Размеры моей задницы легко укладывались в два кулачка, возможно даже больше, но проверить это не представлялось возможным, потому что у меня всего две руки. Завтра надо будет всё проверить и у Насти. Мне захотелось побыстрее проснуться, чтобы начать проверку. На всякий случай я ещё раз зафиксировал у себя наличие сисек, письки, померил кулачками жопу и успокоенный заснул.
