Имам ‘Али и его взгляд на общественное устройство - страница 9



.

«Мы – древо пророчества, стоянка посланничества, место снисхождения ангелов, источник знания и родник мудрости»[72].

«Мы же – приближенные и сподвижники, и хранилище, и врата; и не входят в дома, кроме как через врата их; кто же входит не через врата, именуется вором»[73].

«Они для знания – оживление, для невежества – умерщвление. Терпеливо они сообщают о знаниях, через явное говорят о сокровенном, а их молчание свидетельствует о мудрости их речения. Истине они не противятся и в ней не разделяются. Они – опоры ислама и прибежище (его) защиты. Ими истина на место свое возвратилась, и ложь с места своего сместилась, и язык ее от корня своего оторвался. Размышляли они о религии разумом внимательным и попечительным, не разумом слушателей и распространителей, ибо много у знания распространителей и мало у него попечителей»[74].

Имам ‘Али, говоря о прерогативе и привилегированном положении Людей дома при занятии поста халифа, одновременно затрагивает и вопрос о правлении и упоминает завещание Пророка. Так, в Хутбе 6 Нахдж ал-балага он отмечает:

«Клянусь Аллахом, я все еще лишен своего права, данного мне в наследство, с того самого дня, когда забрал Аллах Своего Пророка (да благословит Аллах его и род его), – и до сего дня, когда присутствуют эти люди»[75].

О своем привилегированном праве на власть (халифат) Имам говорит и во многих других случаях, жалуясь Господу на несправедливость курайшитов и их приспешников. Так, в хутбе «Шикшикийа»[76] он поднимает вопрос о способности и мудрости:

«Нет, клянусь Аллахом, некто сам себя облек в одежды халифа, зная, что мое место по отношению к этой должности подобно оси по отношению к мельнице. Вода науки и познания падает с меня потоком, и птица мысли человечества не долетает до меня»[77].

В ответ на аргументы переселенцев из Мекки (мухаджирун), которые ссылались на свою принадлежность к числу сподвижников Пророка и к племени Курайш, Его Святость напоминает о своем родстве с Пророком и выступает с острой критикой действий трех халифов – Абу Бакра, ‘Умара и ‘Усмана. Критика имама ‘Али в адрес Абу Бакра основана на том, что ‘Али более достоин поста халифа. Следовательно, почему же Абу Бакр облек себя в одежды халифа и даже назначил халифом после себя другого человека? А критика Имамом ‘Умара касается узурпаторского характера его власти, духовного и нравственного состояния, в том числе грубости, суетливости и часто повторяющихся ошибок с его стороны. В период правления ‘Усмана государство настолько погрязло в коррупции, что это подготовило почву для убийства халифа: хотя к этому делу имели определенное отношение и стремившиеся к власти приближенные ‘Усмана[78], в том числе Му‘авийа[79].

‘Али, несмотря на все эти неурядицы, предпочитал молчание и компромисс, не считая нужным хвататься за меч. Так, он говорил: «И я закрыл глаза, в которых была соринка (т. е. не пожелал воспользоваться их помощью и поддержкой), и пил, несмотря на приступ удушья, и терпел приступы стеснения в груди»[80]. В ответ на слова Абу Суфйана, пожелавшего под надуманным предлогом защиты ‘Али поднять смуту, Имам сказал: «О люди! Рассеките волны раздора ковчегом спасения, отвратитесь от пути гордыни и снимите короны превозношения»[81].

Упрекая своего отважного мужа, Захра[82] сказала: «О сын Аби Талиба, почему ты притаился в углу комнаты? Ведь ты тот, от страха перед которым отважные мужи потеряли сон. А ныне ты проявляешь слабость перед жалкими людьми. Было бы лучше, если бы я умерла и не дожила до такого дня». ‘Али, нежно утешая ее, ответил: «Нет, я не изменился, я остался таким, каким был прежде. Но благоразумие требует иного подхода».