Управившись, Пит поднялся в прихожую, где его ждал только один из сыновей, – в полной боевой готовности, как и было велено.
– А Хюго? – спросил Расмус.
– Не знаю, подождем.
– Я не хочу ждать. Дай ключи, папа, я посижу в машине.
– Ты останешься здесь, понял? Никуда не уйдешь без меня.
Хоффман сорвался и тут же пожалел об этом, заглянув в испуганные глаза мальчика. Только не повышать голос. В их присутствии он должен держать свое беспокойство при себе.
Пит поцеловал Расмуса в лоб и побежал по лестнице на второй этаж.
– Хюго! Спускайся немедленно!
– Сначала объясни зачем.
– Ничего я тебе объяснять не должен.
– Конечно, потому что знаешь, что неправ. А если неправ, значит, дело не в нас, а в тебе.
Два маленьких мальчика, которые по вине папы всю жизнь провели в бегах. При этом сыновья вели себя по-разному. Расмус быстро принимал любую новую обстановку и так же легко возвращался к прежней, а вот Хюго требовалось свыкнуться с местом, чтобы хоть как-то собраться с мыслями. Он так и не смог освоиться в Южной Америке, и когда потом вернулся в Швецию, далеко не сразу осознал, что дома.
– На этот раз ты неправ, – возразил сыну Пит. – Речь идет как раз не обо мне.
– Тогда о ком? Почему ты не можешь оставить нас дома, как всегда?
Пит Хоффман все понимал. К этому мальчику пару раз приставляли охрану, потому что так велел папа. Иногда он подслушивал разговоры между родителями, которые думали, что Хюго спит, и, не смущаясь, поднимали темы заказных убийств и пожизненного заключения. Мальчик понимал, что ждет разоблачения шпиона, и, не получив требуемых разъяснений, мог запросто и сам выстроить логическую цепочку.
И сейчас этот мальчик был напуган, совсем как его отец.
– Мама…
– Что мама?
– Не говори ей, Хюго, ни в коем случае. С ней я все улажу сам.
Лгать детям гораздо легче. Пока не смотришь им в глаза, во всяком случае.
– Чего именно я не должен ей говорить?
– Чем меньше ты знаешь, тем больше шансов, что не проговоришься. Бери пример с Расмуса.
Молчание.
Хюго обдумывал отцовскую ложь.
И вот наконец Пит услышал, как заскрипели половицы у кровати старшего сына. А потом быстрые шаги Хюго в сторону лестницы.
– Но это такая тоска… – Хюго старался выглядеть бодрым, когда завязывал шнурки на старых кроссовках, которые никак не хотел поменять на новые. И когда снимал рюкзак с крюка у входной двери. – …Я имел в виду, сидеть и смотреть, как ты работаешь.
Тоска.
А ведь были времена, когда мальчики интересовались, что делают мама и папа на работе – в том загадочном месте, где коротают часы в ожидании, пока их дети не наиграются с друзьями в детском саду. И тогда на каждое посещение хватало пол-литра мороженого, большого стакана «пепси» и пары-тройки серий «Винни-Пуха».
Пит положил руку на хрупкое плечо, притянул сына к себе и обнял, как не мог позволить себе на людях.
– Тоска, понимаю… Да, к сожалению, иногда бывает и так.
В машине, по дороге в офис в центре Стокгольма, Пит вспомнил одно проверенное средство против тоски. Мальчики нередко прибегали к нему, когда были младше и вместе толкались на заднем сиденье, – считали по-польски.
– Еден, два…
– Еден, два…
Пока за спиной Хоффмана откликался только один голос. Пит повернулся к старшему сыну:
– А ты, Хюго?
– Не хочу.
– Пусть Расмус один считает, пока не приедем?
Хюго молчал, и положение спас Расмус:
– Не трогай его, папа. Давай считать вдвоем. Теперь я начинаю, и каждый говорит только одно число, ладно?
