– Ну что же, друзья, пройдемте ко мне, а потом поедем в город. Я вам заказал столик в одном ресторане, – сообщил он. – Музыка, танцы, вкусные блюда – это последннее, что вы «испытаете», потому что потом – никакого алкоголя, жаренной еды, дискотеки…
– Ха-ха-ха, – засмеялись мы, хотя наши эмоции были обусловлены разными причинами. Я от того, что радовался отсутствию Хамкова на этой пирушке, остальные, может быть, от того, что им позволят оттянуться на полную катушку или наконец-таки они приступят к испытаниям.
Хамков не обманул нас: за нами действительно следовали трое мрачных и очень серьезных «наблюдателей». Не понимаю, зачем нужны были эти люди, ведь сбежать никто из нас не собирался, передать какие-либо секреты иностранной разведке не могли – город закрытый, «лишних» здесь не встретишь. Впрочем, они нам не мешали, сидели в стороне, пока мы в баре распивали пиво и беседовали. Полутемная и уютная обстановка, негромко играла музыка, несколько мужиков на бильярдных столах загоняли шары в лузы, бармен разливал по рюмкам и стаканам алкогольные напитки. Народу немного. Вот-вот должны были принести легкие закуски, что мы заказали. Масляков задержался в ТИЦе и обещал явится позже.
Я тянул «Куба либре» – любимый коктейль и слушал, что говорил Ашот. Наверное, стоит его описать: мускулистый, невысокого роста, седоволосый армянин, отличительной чертой которого был крупный мясистый нос, как, впрочем, у любого кавказца, тяжелый, командный голос. Я знал, что он являлся военным летчиком, воевал в Сирии, был ранен при обстреле с земли из зенитки арабскими террористами, но при возвращении в Россию вышел в отставку, работал гражданским инспектором в Министерстве транспорта. Очень серьезный и твердый характером мужчина, уверенный в себе, уравновешанный, держащийся с достоинством, наверное, других в авиации не держат.
– Я очень хотел полететь на Марс, – тихо говорил он, крутя в руке стакан с апельсиновым соком и водкой. Несмотря на то, что он долгое время прожил в атмосфере русского языка, его армянский акцент оказался неистребим; впрочем, это даже вносило какой-то колорит в разговор. – Но меня отсеяли на комиссии, сказали, что квалификации не хватает. Словно в полет берут сразу, не подготовив. Ведь астронавты проходят обучение не менее двух-трех лет. Не знаю, в чем же была реальная причина, но дорога в космос для меня закрыта. Кто-то намекнул, что блата нет в «Роскосмосе», а сирийская военная кампания, в которой я участвовал, наоборот, лишила меня шансов…
– Почему? Ты же ведь герой? – в недоумении спросил я. Об участии российских военных борьбе с террористами из ИГИЛ. 1не знали лишь недоумки. Конечно, находились всякого рода болтуны, что переводили стрелки в иное русло: мол, защищали диктатора Башара Асада, испытывали свое оружие на Ближнем Востоке, в реальности уничтожали мирных граждан, решали свои мелкие проекты и так далее. Как и в любой войне были где-то, наверное, перегибы или ошибки, но в целом российское участие все же имело миротворческий характер.
– Герои самолеты не теряют, а мой штурмовик подбили… такое не прощают… Единственно, в чем меня подсластили, так это допустили к имитации. А я и этому рад. Поэтому вызубрил все, что касается управления макетом, проводил даже субботние дни на тренажере.
– Ты рад? – спросил меня Сергей, раскинувшись на диване и разглядывая посетителей. Он заприметил одну даму, бросавшей в нашу сторону кокетливые взгляды и раздумывал, противоречит ли правилам, если проведет ночь в бурной любви. Конечно, Ушаков не считался Аполлоном, жилистый, высокий, рыжая шевелюра, большие уши, но для этой дамы, профессионально исполнявшей свою работу, это никакого значения не имело; ее интересовало содержимое портмоне, а вот деньги у бортинженера-имитатора имелись. Скорее всего, от такого шага его отвергла то ли собственная неуверенность, то ли боязнь прослыть в нашем коллективе этаким донжуаном, что не приветствуется в астронавтике.
