Император Август и его время - страница 27

, dictator perpetuus – пожизненный диктатор, каковым Цезарь стал официально после своей окончательной победы над помпеянцами при Мунде[140], о Гае Октавии не забывал. Более того, тот должен был принять участие в этом грандиозном походе по пути Александра Великого, чей образ тревожил доблестного Юлия с молодости[141]. Есть версия, что Гай Октавий, вдохновлённый, надо думать, успехами последних месяцев, и, переоценив своё влияние на Цезаря, стал домогаться должности «начальника конницы» в предстоящем походе. Начальник конницы – Magister equitum – второе лицо в армии после главнокомандующего! Цезарь, однако, столь великие притязания восемнадцатилетнего iuvenis’a решительно пресёк. Начальником конницы был назначен Марк Эмилий Лепид, человек многоопытный и Цезарю, безусловно, преданный[142].

Самого Октавия Цезарь направил в Эпир, в город Аполлонию, куда молодой человек прибыл на третий месяц после своего возвращения в Рим[143]. Это означало, что диктатор мыслил привлечение Гая к участию в грядущем походе против дакийцев и затем против парфян[144]. Согласно пожеланию Цезаря, в Аполлонию Гая сопровождали его близкие друзья – Марк Випсаний Агриппа и Квинт Сальвидиен Руф. Вместе с ними он проходил обучение военному делу в кавалерийских подразделениях, прибывших в Эпир из Македонии[145]. Помимо этого Октавий продолжал занятия свободными науками и искусствами[146]. Сам Гай Юлий Цезарь, готовясь к главному военному походу своей жизни по пути Александра Великого, продолжал обустраивать Римскую державу, наконец-то, после тяжёлой Испанской кампании полностью оказавшейся в его власти. Власть эта для него, в чём сомневаться не приходится, была средством вывода государства из явно затянувшегося всеобъемлющего кризиса, для чего следовало провести необходимые преобразования[147].

Для проведения реформ требовалась, прежде всего, организация той самой высшей власти, каковой после четырёх лет гражданской войны Цезарь и добился. И здесь важен взгляд самого победителя на Республику, которая и оказалась в его власти.

Необходимо помнить, что само это понятие «Республика» для римлян вовсе не было обозначением формы правления[148]. Для них оно было равноценно понятию «respopuli» – делу всего римского народа. «Оно охватывало всю сферу его интересов, материальных и духовных ценностей, государственных институтов и обычаев»[149]. Такова была историческая традиция понимания римлянами сути их Республики, насчитывавшая уже более четырёх с половиной столетий. Однако, потрясения гражданских войн, безусловная неспособность традиционной формы правления обеспечить Римской державе внутреннюю прочность не могли не породить и появления иного взгляда на понятие «Республика». И первым, кто озвучил этот новый взгляд, был Гай Юлий Цезарь: «Республика ничто, пустое имя без тела и облика[150]».

То, что здесь Цезарь истолковывает слово «республика» исключительно как форму правления – сомнению не подлежит. Ведь само Государство Римское вовсе не было для него пустым именем. Его величию и процветанию диктатор отдавал все свои силы. Могущество, слава, благополучие Рима – в этом Цезарь и полагал весь смысл своей державной деятельности. Пустым же местом для него была изжившая себя форма правления.

В этом, правда, мало кто в Риме мог быть с ним солидарен. Для того же Цицерона «res publica amissa» – «утраченная республика» – это не просто уходящая в прошлое форма правления